Якоб и индейцы

«Вот какую историю рассказывают в пограничном краю, где Массачусетс сходится с Вермонтом и Нью-Гэмпширом.

Да, Дэниел Уэбстер умер – во всяком случае, его похоронили. Но когда над Топким лугом гроза, слышно, говорят, как раскатывается по небесам его голос. И говорят, если подойти к его могиле да позвать его громко и ясно: „Дэниел Уэбстер! Дэниел Уэбстер!“ – задрожит земля и деревья затрясутся. И немного погодя услышишь басовитый голос: „Сосед, как там Союз стоит?“ И уж тогда отвечай: „Крепко стоит Союз, стоит как скала в броне, единый и неделимый“, а не то он прямо из земли выскочит. Так мне, по крайней мере, в детстве рассказывали…»

«Да, с последней нашей встречи я, наверно, растолстел, хотя и ты не похож на голодающего. Конечно, вам, лекарям, надо держать форму – больше следите за собой, чем мы, коммерсанты. По выходным стараюсь играть в гольф, иногда хожу на яхте. Но на встрече выпускников, когда играли в бейсбол, четырех раз на подаче мне хватило. Ушел с поля, уступил место Арту Корлиссу.

Жаль, что тебя не было. Все-таки двадцатилетие – это веха, и выпуск гордится своей знаменитостью. Как там было в журнале: «Самый блестящий молодой психиатр страны»? Я, может быть, психиатрию от подкидного не отличу, но показал статью Лайзе, говорю, это наш Спайк Гаретт, – и знаешь, произвело впечатление; редкий случай. Биржевиков она считает довольно серой публикой. Хорошо бы ты как-нибудь пришел к нам обедать – покажу тебе квартиру, близнецов. Нет, наши с Лайзой. Оба – мальчики, представляешь? А остальные – у Салли. Барбара уже совсем взрослая…»

«– То есть как, дорогая? – дрогнувшим голосом проговорила миссис Бомбардо. – Настоящий… хвост? Миссис Лепет с достоинством кивнула.

– Совершенно настоящий. Я была на его концертах. Дважды. Во-первых, конечно, в Париже. И потом еще это потрясающее выступление в Риме. Мы сидели в Королевской ложе. И представьте, он… Если бы вы знали, дорогая, как у него звучит оркестр!.. И он дирижировал… – она самую чуточку замялась, – хвостом!

– Ах, какой ужас! – восхищенно и алчно воскликнула миссис Бомбардо. – Надо будет сразу же пригласить его на обед. Он ведь приезжает, это точно?…»

«Человек, ожидавший расстрела, лежал с открытыми глазами и смотрел в левый верхний угол камеры. Последний раз его били довольно давно, и теперь за ним могли прийти когда угодно. В углу под потолком было желтое пятно; сперва оно ему нравилось, потом перестало; а теперь вот опять начало нравиться.

В очках он видел его яснее, но очки он надевал только по особым случаям: с утра, проснувшись; когда приносили еду; для бесед с генералом. Несколько месяцев назад во время одного избиения линзы треснули и подолгу носить очки он не мог – уставали глаза. К счастью, в его нынешней жизни ясное зрение требовалось редко. Тем не менее поломка очков беспокоила его, как беспокоит всех близоруких. Проснувшись утром, ты надеваешь очки, и все в мире становится на место; если этого не происходит, с миром что-то неладно…»

«Одни говорят, это Хэнкок и Адамс ее заварили (сказал старик, попыхивая трубкой), другие спорят, что все началось еще с Закона о гербовом сборе или даже того раньше. Опять же есть которые стоят за Поля Ревира и его серебряный коробок. Но как я слышал, она разразилась из-за Лиджа Баттервика и его зуба.

Что разразилось? Да она, Американская революция. Что же еще. Вы вот тут толковали про то, как южане запрягали крокодилов землю пахать, я к слову и припомнил…»

«Крепкие ребята строили Великую Магистраль в начале американской истории. А работали на той стройке ирландцы.

Дед мой, Тим О'Халлоран, был в те поры молодым. Весь день вкалывает, всю ночь пляшет, была бы музыка. Женщины по нем сохли – у него на них был глаз и язык без костей. А надо кому по шее накостылять, он опять же пожалуйста – уложит с первого удара…»

«В молодости я читал много, а теперь книги меня только злят. Мэриан без конца носит из библиотеки, и случается, я беру и прочитываю несколько глав, – но рано или поздно натыкаешься на такое место, что с души воротит. Не в смысле похабщины – а просто глупость, где люди ведут себя так, как в жизни никогда не ведут. Правда, читает она все больше про любовь. А это, пожалуй, самые плохие книги.

И что я совсем не могу взять в толк – денежную сторону. Чтобы выпить, нужны деньги, чтобы с девушкой гулять, нужны деньги, – по крайней мере таков мой опыт. А в этих книгах люди будто изобрели особые деньги – их тратят только на вечеринки и путешествия. Остальное время по счетам платят, судя по всему, вампумом…»

От исторических, фольклорных и даже фантастических сюжетов – до психологически тонких рассказов о современных нравах и притч с остро-социальным и этическим звучанием – таков диапазон прозы Стивена Винсента Бене. Для его рассказов характерны увлекательно построенный сюжет и юмор.

Леон Блуа (1846–1917) – французский писатель и публицист «конца прекрасной эпохи», рубежа XIX и XX веков, – оставил обширное литературное наследие, состоящее из романов, повестей, полемических статей в прессе, нескольких томов дневников, а также миниатюр. Все его тексты соединяют в себе редкую стилистическую изысканность, причудливую протосюрреалистическую образность и пламенную католическую набожность, достойную средневекового мистика. В центре небольшого сборника поэм в прозе, виртуозно переведенных на русский язык Александром Черноглазовым, – своеобразный месяцеслов, двенадцать поэм-видений, сочиненных Блуа по мотивам календаря, оформленного в стиле ар-нуво его современником, гравером и дизайнером Эженом Грассе (1845–1917).

Книга предлагает новый полный перевод на русский язык позднего поэтического цикла выдающегося австрийского поэта R М. Рильке «Сонеты к Орфею», созданного в 1922 году. 56 сонетов объединены образом Орфея и представляют собой единое философско-поэтическое высказывание, раскрывающее трансцендентную суть бытия в разных его аспектах – в искусстве, природе, предметах, человеческой судьбе. Прослеживается философская опора Рильке, в частности, на Гете и его идеи органичного единства всего со всем в мире.

Новый перевод Елены Головиной «Сонетов к Орфею» учитывает принципиальную сложность поэтического языка Рильке, его лексики, метафорики, новации в синтаксической и грамматической структуре языка, чтобы максимально полно, ярко и близко к оригиналу представить «Сонеты» русскоязычному читателю.

Гонсало Торренте Бальестер был признан «национальным достоянием» Испании еще при жизни. Лауреат множества премий, в том числе премии Мигеля де Сервантеса.

«Дон Хуан» – это роман-мистификация. В нем слышны отголоски «Фауста» Гете, «Мастера и Маргариты» Булгакова, «Волхва» Фаулза и вариаций легенд о Доне Жуане.

Никогда не разговаривайте с незнакомцами. Особенно, когда они представляются как слуга Дона Хуана, Лепорелло, и намекают на свое дьявольское происхождение. С этого момента сознание героя балансирует между XX и XVII веком. И все это из-за Дона Хуана. Ослепленная любовью девушка стреляет в него, но известный обольститель проклят, он не может умереть. Зато его душа может периодически вселяться в героя. Под властью наваждения рождается роман в романе, а сюжет расщепляется на два уровня реальности. На одном – герой пытается выбраться из ловушки и завоевать девушку, очарованную Доном Хуаном. На втором – Дон Хуан рассказывает, как чуть не стал монахом и почему он убил Командора.

Джон Рёскин – великий английский писатель, поэт, художник, теоретик искусства и социальный реформатор. Наиболее известен трудами в области искусствоведения и архитектуры, в частности готики, и ролью в формировании художественного движения прерафаэлитов. Среди его работ наиболее выдающимися считаются «Лекции об искусстве», «Художественный вымысел: прекрасное и безобразное», «Английское искусство», «Современные художники», а также «Камни Венеции» и другие. Всего Рёскин написал около пятидесяти книг, семисот статей и лекций.

В эту книгу вошли два классических цикла лекций, прочитанных студентам Оксфорда: <Лекции об искусстве» и «Орлиное гнездо». Первый цикл представляет собой квинтэссенцию художественных представлений искусствоведа, размышления об истории искусства, его сущности, роли и значении в общественной жизни. Здесь Рёскин впервые в мировой истории искусствоведения говорит о гедонистической цели искусства, а также о «чистом» и «массовом» искусстве. Второй цикл посвящен взаимосвязи науки и искусства, влиянию изучения анатомии на творчество великих художников и важности бескорыстного отношения к творчеству. Также в этом цикле Рёскин представляет целую систему воспитания взгляда, которая поможет научиться видеть прекрасное в обыденном.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

«Странные дела к югу от города» – автобиографический роман Линь Хайинь, действие которого происходит на юге Пекина в 20-е годы ХХ века, а повествование ведется от лица маленькой девочки Инцзы. Сквозь призму чистого и трогательно-наивного детского взгляда читатель видит трагедии и радости мира взрослых, наблюдает раскрытие человеческих характеров.

Для широкого круга читателей.

Ранние рассказы великого Воннегута. Рассказы, в которых молодой начинающий литератор еще только нащупывает свой уникальный стиль. В них уже в полной мере чувствуется подлинно воннегутовский юмор – летящий, саркастичный, почти сюрреалистичный, однако сюжеты и стиль этих рассказов все еще относятся к классической «нью-йоркской школе», столь любимой интеллектуалами середины прошлого века и сохранившей свое непосредственное и тонкое обаяние до сих пор.

Когда с наступлением первых солнечных дней земля пробуждается и одевается зеленью, а теплый благоуханный воздух ласкает нам кожу, вливается в грудь и как будто проникает в самое сердце, – нас охватывает смутное ощущение бесконечного счастья, желание бежать, идти, куда глаза глядят, искать приключений, упиваться весной. В каждой из новелл представленных в этом сборнике весна, любовь и жажда обновления представлены сполна.

В сборник вошли следующие рассказы и новеллы:

«Весной», «Избавление», «Могильные», «Знак», «Драгоценности», «В пути»

В романе читателю предлагается увидеть жизнь русской провинции 1914–1919 годов глазами юной константинопольской гречанки. Анна, главная героиня романа, приезжает на Кавказ по приглашению родственников одновременно с началом Первой мировой войны. Оказавшись на вокзале, она теряется в толпе и, не зная языка и лишившись багажа, решается продолжить путь в одиночестве. Переполненные поезда, путешествие по степи, пребывание в крестьянской избе и в заразном бараке – с таких приключений начинается ее пятилетняя одиссея. В дальнейшем Анна попадает в Ставрополь, где становится учительницей английского и получает гимназическое образование. Здесь ей предстоит пережить две революции и разгар Гражданской войны. На фоне исторических потрясений размеренную городскую жизнь сменяют лишения, одновременно меняется и сама Анна: по мере того как она знакомится с местным бытом и обычаями, окружающие постепенно забывают о её иностранном происхождении, а изучая русскую литературу, она то и дело обнаруживает среди своих соседей персонажей, сошедших со страниц классиков. Юмор и находчивость помогают героине преодолеть тяготы и испытания, а наблюдательность автора открывает читателю неожиданные стороны повседневной жизни России на рубеже эпох.

Роман основан на личных воспоминаниях Марии Иорданиду и написан спустя полвека после того, как будущая писательница сама совершила подобное путешествие и провела в Ставрополе пять лет.

Мастер короткого рассказа Акутагава Рюноскэ (1892-1927) жизнь прожил короткую, как новелла, и не слишком счастливую. Но зато невероятно плодотворную. Он работал с одержимостью, позволившей ему за десять с небольшим лет создать восемь сборников рассказов и стать одним из величайших японских писателей XX века. В настоящем издании публикуются произведения разных лет, отражающие весь его творческий путь.

Причудливое переплетение вымысла и реальности, тонкий психологизм, истинно японская лаконичность, глубина и парадоксальность суждений и, конечно же, неподражаемая ирония Акутагавы Рюноскэ сделали его творчество одним из наиболее ярких и необычных явлений не только в японской, но и в мировой литературе.

Роман Флобера «Госпожа Бовари» (1856) – одно из ключевых произведений литературы реализма и безоговорочный шедевр европейской литературы. Лаконичный, простой, но трагичный сюжет супружеской жизни Эммы и Шарля Бовари в провинции уравновешен стилистическим перфекционизмом Флобера. Литературоведы указывают на темы женского «возмущенного сознания», нравственности и безнравственности, краха иллюзий и косности мещанства.