Скачать все книги автора Олег Сергеевич Джурко

Этот пограничный город-крепость как кость в горле Европейского, разно племенного нашествия на Русь. Толпы гуннов, печенегов, варягов, немцев, поляков, французов, шведов и иже с ними схлынули, рассеялись по летописям, усталый город прилег на берегу озера и уснул, похоже на века… Теперь он в стороне от главных трасс цивилизованного нашествия неугомонного времени. Мир снам его.

Армагеддон – возбуждает иронию, Рай – желание потунеядствовать, Ад – любопытство, Бог – сочувствие, Религия – жалость, Атеизм – страх возмездия, Наука – кончит эвтаназией Разума.

Земеля на фоне пестрого разнотравья человечества удивительный природный феномен, гипербола самобытности, просто-таки неповторимый Паноптикум редкостных человеческих достоинств. Моему сердцу Земеля напоминает добродушную, полусонную, дойную корову на цветущем лугу посередине России. Корова – на лугу, и луг при деле, чувствует себя не стриженым газоном, но цветущей разнотравьем природой…Автор фото обложки О. С. Джурко. Член Московского и Российского союзов Литераторов

Жизнь наша – трамвай. Что особенно завлекательно в трамвайной нашей судьбе – блестящие от усердия рельсы. Садись и дуй в будущее беззаботно – трамвай знает, где терпеливо ожидает тебя кладбище. А что кондуктор не притормозил по твоему требованию полюбоваться девушками на лоне природы – так нет у трамвая тормозов.

Кому посчастливится встретиться с фонарным столбом на дружеской ноге и не потерять равновесия, кому шишка, синяк на лбу не испортят праздничного настроения, кто сам найдет дорогу домой, кому жена не будет талдычить, что надо смотреть под ноги, а не на девок зазывающих – милости просим в объятья афонаристов, которые и сами всегда навеселе. Обложка оформлена автором.Содержит нецензурную брань.

Дурак любви. Что тут общего? Ничего. Он вечно в дороге своей любви, Она в вечном переживании как бы чего с дураком не случилось. Он любил приезжать, Она – встречать и ночи напролет наверстывали упущенное. В дни оседлости Он работал как вол, починял что покосилось, и дети вновь привыкали к отцу. Но однажды что-то рушилось. Дети между ними – как тени. У Дурака все валилось из рук, у Любви на кухне все подгорало. Прощальный поцелуй. Она – береги себя, Он – береги детей. Пока однажды Он не смог вскинуть на плечо потрепанный рюкзак. И осталась Одна Любовь на Двоих, прежде у каждого своя.ФОТО и оформление обложки выполнены автором О. Джурко

Через полтора часа растрепанная Лилька, с порванными на колене колготками, посылала вслед любимому бандиту воздушные поцелуи. Александр стоял у распахнутой двери, отталкивая спиной злющую проводницу, пока Лилька на перроне не растворилась в толпе провожающих. Весь путь до Яргорода Александр спал как убитый, спал сном праведника, исполнившего важнейший в своей жизни обет… Девчонок-челночниц в креслах напротив долго забавляли белые брюки парня, так характерно испачканные на коленях парковой зеленой травой…Содержит нецензурную брань.

Бог – парадокс, определивший будущее, а возможно, и финал человечества. На льняном хитоне кровь католиков и православных, магометан, иудеев, мыслителей, проповедников и негодяев… Поэтому – Всевышний, а не Бог. Цивилизованный компромисс религиозной мистики и коммерческой реальности, а не религиозная резня. Противостояние материализма объективных общественных интересов и духовного идеализма субъективности част личности. Не разум обоюдоострый, но медлительный Всевышний остается единственным посредником противостояния животного материализма и духовного стимула самосовершенствования.

Время – неспешный закат язычества Римской Империи, зазевавшейся во времени на свое великолепие, перенесенный любительской труппой районного дома культуры в глубину России. Заквашен на ядреной детективно-любовной интриге.Фото для обложки, надписи на фото для обложки сделаны саморучно автором книги и обложки О. ДжуркоСодержит нецензурную брань.

Дело не в верности Любви, дело в постоянстве Верности, чувствуешь себя конвоиром ее счастья в райские кущи, где уже не представится случай устроить привал под кусточком с юношескими безобразиями перед тем как сдать смерти ее обожаемые останки.

Скукой платит жизнь за лень любви теплить в сердце твоем свечку благодарности за побуждения жизни к суете приобретательства. Зевая, начинаем гоняться за деньгами, чтобы затошнило от деликатесов почестей, иные даже за знаниями устремляются, симулируя духовность, наисладчайшую истому пофигизма, умерщвляющего плоть с ее безумными фантазиями, атавизмами унаследованными от пещерных пращуров. Когда тщеславие устаканится, радость закрывает свой вертеп и смерть начинает выедать душу, душа загрустит и погасит свечи…

Небеса не пожалели бы для нас бессмертия, и местечко поближе к Всевышнему сыскали, если бы знали чем заполнить вечный досуг Земели, добившегося вобожествления сотворенных на земле Богов Любви для премирования душечек, заменяющих во время жатвы тракторные сноповязалки повышенной производительности.

Любовь к человеку – любовь матери к одиночеству самобытного в человеке, затерявшемуся как Красная Шапочка среди волков-селекционеров и зайцев-мастеров хлопать ушами в дебрях городских улиц анакреонтической сказки Бога о своем одиночестве, объединяющем увядающих в толпе от страха раствориться в бетономешалке коллективизма, – лишающего личность ответственности за свою самобытность ради обезличенных целей растительно-коммунально-принудительного образа жизни подсолнечника среди поля гречихи, овса на грядке кукурузы, бурака на клумбе нарциссов, воодушевляя гречиху выполоть подсолнечник, бурак вдохновляя выполоть нарциссы, овес – избавиться от кукурузы, и все ради идеального единообразия, идеальной возможности для сыска избавить богов от просчетов милосердия, всегда готового самоотверженно бросаться под комбайн, скашивающий нарциссы ради гегемонии гречихи более сытной и питательной в сравнении с нарциссами, кичливых бесплодностью лепестков изящно импрессионистской бледности.

Полночь. Рука еще верна ремеслу. Тщеславие роет тоннель из тьмы кельи писательского одиночества к солнышку, готовому пригреть даже сердце крота-отшельника. Не вмешиваюсь. Я спокоен. Когда закончишь книгу метаферизмов, твое тщеславие больше не нуждается в памяти читателя, оно выпало на свободу, как последние зубы старика, проевшего свою жизнь с удовольствием. Не верь жалобам скупцов на безденежье, – не потакай лени перечитать твои притчи, – локтями всеми правдами-неправдами пробивайся если не к мозгам, – к кошельку читателя пока его скупость не посторонится, – даст пройти засидевшемуся Автору в сортир, где кончаются проблемы тщеславия.

Тачка – счастье взаимопонимания рыцарей автострад и проселков. Даже мой задрипанный "жигуль" понимает меня лучше, чем жена понимает правила движения ПДД – моральный кодекс рыцарей колес, кормушку мафии в погонах.

Искушаемое искусил. Недоступное слямзил. Щедростью пресытился. Предательства избежал. Лишнее отдал. Любовь пас на горних лугах как дар случайный, преходящий. Дом построил и не один. Свое пополам с чужим выпил. Должное забыл. Что не обломилось мне, на том да не свернет шею другой. Осталось сказать себе – а что потом? Потом снова – все будет с другими, будет изучено, пережито классифицировано, приспособлено, утилизировано. Иначе ничего кроме тоски.