Вот пришел великан (сборник)

Константин Дмитриевич Воробьёв (1919–1975) – писатель, участник Великой Отечественной войны. Будучи кремлёвским курсантом в звании лейтенанта воевал под Москвой. Под Клином в декабре 1941 года контуженным лейтенант Воробьёв попал в плен и находился в Клинском, Ржевском, Смоленском, Каунасском, Саласпилсском, Шяуляйском лагерях военнопленных (1941–1943). Дважды бежал из плена, возглавил партизанскую группу.

Повести «Крик» (1962) и «Убиты под Москвой» (1963) – правдивый рассказ об обороне Москвы осенью 1941 года.

Во время нахождения в подполье в 1943 году Воробьёв написал автобиографическую повесть «Это мы, Господи!» (опубликована в 1986 г.) о пережитом в плену. Это произведение такой художественной значимости, что, по словам В. Астафьева, «даже в незавершенном виде… может и должно стоять на одной полке с русской классикой».

В основу рассказа «Немец в валенках» (1966) положен реальный факт из лагерной жизни. В Саласпилсе в лагере для военнопленных встретился Воробьёву охранник, который проникся сочувствием к пленному русскому и стал приносить ему хлеб.

Действие рассказа «Уха без соли» (1968) происходит в мирное время, но страшные отзвуки войны еще долго не затихнут в сердцах тех, кто ее пережил.

Для среднего школьного возраста.

В сборник писателя-фронтовика Константина Воробьева вошли широко известные повести «Убиты под Москвой», «Крик», «Это мы, Господи!» и рассказы «Дорога в отчий дом» и «Уха без соли».

Для старшего школьного возраста.

К.Д. Воробьева называют «русским Хемингуэем», и споры вокруг его имени не утихают до сих пор. А он продолжает удивлять читателя искренностью и пронзительностью повествования, убежденностью авторской позиции, о чем бы ни писал: о войне, о любви, о трагедии русской деревни, пережившей коллективизацию, об утрате самой необходимости быть хозяином на родной земле.

К.Д. Воробьева называют «русским Хемингуэем», и споры вокруг его имени не утихают до сих пор. А он продолжает удивлять читателя искренностью и пронзительностью повествования, убежденностью авторской позиции, о чем бы ни писал: о войне, о любви, о трагедии русской деревни, пережившей коллективизацию, об утрате самой необходимости быть хозяином на родной земле.

В книгу вошли лучшие повести К.Д. Воробьева (1919–1975) – писателя сложной судьбы несмотря на то, что каждое слово писателя «кричит о человечности, о достоинстве, о силе и милосердии» (Дм. Быков). Честно отобразившие жизнь деревни в период коллективизации, события Великой Отечественной войны повести писателя автобиографичны. Прожитые самим автором, выстраданные, они описывают события глазами очевидца, пережившего коллективизацию еще юным, участвовавшего в боях под Москвой зимой 1941 года, попавшего в плен, трижды бежавшего из лагерей, в третий раз удачно, ставшего руководителем партизанского движения, и потому не лгут ни одной интонацией. Его называли русским Хемингуэем, и, возможно, в последней незавершенной работе «…И всему роду твоему», включенной в эту книгу, эта параллель наиболее очевидна.

«Я минут на двадцать опоздал, но Генка не ушел – сидел в машине и ждал. Она была пыльная, неприбранная, и я помыл ее снаружи и протер внутри. Из паза отопления торчал красный лист клена, и я выкинул его вон.

– Мешал он тебе, да?

Генка глядел на меня заморенно и жалобно. Брюки его вздулись на коленках пузырями. Такую дешевку надо гладить каждый день, а не раз в месяц. Рубаху б тоже можно было не занашивать черт-те до чего, но это его личное дело… Я выкинул кленовый лист и не стал объяснять, что он похож на огонь. Будто забыл, как мы горели? А машину Генка мог бы сдавать мне чистой, – как ни опасайся, но шлангом все равно что-нибудь испачкаешь на себе, а потом всю смену езди в плохом настроении…»

К.Д. Воробьева называют «русским Хемингуэем», и споры вокруг его имени не утихают до сих пор. А он продолжает удивлять читателя искренностью и пронзительностью повествования, убежденностью авторской позиции, о чем бы ни писал: о войне, о любви, о трагедии русской деревни, пережившей коллективизацию, об утрате самой необходимости быть хозяином на родной земле.

К.Д. Воробьева называют «русским Хемингуэем», и споры вокруг его имени не утихают до сих пор. А он продолжает удивлять читателя искренностью и пронзительностью повествования, убежденностью авторской позиции, о чем бы ни писал: о войне, о любви, о трагедии русской деревни, пережившей коллективизацию, об утрате самой необходимости быть хозяином на родной земле.

Через короткую сказку раскрывается символический язык сказки. Тайна сказки привлекает, ее мы чувствуем. Прописывая образы героев и символов, мы приглашаем заглянуть в потаённое себя самих через сказку, увидеть сакральную глубину. Читая ребенку сказку сразу на двух языках, вы даете ему возможность чувствовать главное в незнакомом языке, брать новый язык в обход ума и легко познавать истины жизни. Книга удобна для обучения языку и незаменима для детей, у кого с рождения в семье сразу два языка. Серия сказок для детей. Благодаря краткости сказки доступны для самого раннего возраста. Для взрослого ума дан вариант интерпретации сакральных смыслов. Сказка рассказана также в коуч-формате для познания себя в тонких измерениях. Словарь образов и символов очищает зрение и привлекает к размышлению о привычных вещах в своей жизни, важность которых мы перестали замечать.

Сергей Волкий внезапно находит у себя под окнами Банду Архитекторов. Бродячих скульпторов, которые делают такое из снега, что даже местная пьянь не поднимает руку на столь прекрасные ваяния. Почему же они все таки Архитекторы? Они расскажут Сереже сами, когда тот резко окажется среди их рядов в поиске интересной жизни. Кто же они именно? Начиная с самых низов, Волкий быстро поймет, кто есть кто. Или ему будет так казаться? Постепенно снежный ком разрушит все на своем пути, падая с горы.

Книга о девушке попавшей не на свое место и о случае, который помог ей это изменить.

Какой метод лечения – лучший? Справятся ли два доктора, леча одного пациента? К чему могут привести противоречия?

В поэзии Серебряного века Анна Ахматова явление уникальное. Загадка ее творчества кроется в умении угадывать интонацию времени и передавать ее настолько точно и пронзительно, что замирает сердце и прерывается дыхание.

Вчитайтесь в «Поэму без героя», которая создавалась четверть века, в «Реквием», откройте «Северные элегии». Но эта высокая планка была задана раньше, в ее стихотворениях на вечные темы жизни, смерти и любви – «Все мы бражники здесь, блудницы…», «Песня последней встречи», «Я научилась просто мудро жить…», «Мне голос был…» и многих других.

Разгадывать ахматовские смыслы, расшифровывать ее строчки, понимать, кто и что за ними стоит – занятие увлекательное и ведущее к открытиям. Ему посвятила себя и знаменитая актриса Алла Демидова, которая составила настоящий сборник и написала к нему предисловие.

Каждому из нас на небесах уготованы либо светлое облако, либо свинцовая туча.

Здравствуйте друзья, долгих лет вам в радости. Эта книга соткана из сотен живых картин, тысячи чудесных мгновений. С ней вы побываете в самых дальних уголках земли и своего сознания. Научитесь видеть то, на что не обращали внимание. В ней сокрыты глубины нашего сознания и то, чем мы пренебрегаем. После прочтения стихов вы сами не только научитесь писать стихи хайку на двух языках и начнёте видеть сами живые картины.Книга на двух языках для того, чтобы раскрыть миру русские души и принцип их работы.Также книга выйдет в аудио-формате и в музыкальной аранжировке как музыкальный альбом. Точнее он уже вышел 2017 году и находится в нашем фан-клубе.

Петербургский немец и русский писатель Иван Семенович Генслер (1820–1873) соединял в своем творчестве стиль и дух Гоголя, Гофмана и Венедикта Ерофеева. Злоключения кота Василия – он живет на Сенатской площади, – его самое знаменитое произведение. Смешно до слез – и до слез трогательно!

«Какой-то Повар, грамотей,

С поварни побежал своей

В кабак (он набожных был правил

И в этот день по куме тризну правил),

А дома стеречи съестное от мышей

Кота оставил…»

Когда сияющий взгляд дочери не гипнотизировал её, в Людмиле подымались сомнения: «голоса» доказывали, что жизнь в стране ужасная. Но – про какую же это жизнь они доказывали? Это же про её, Людмилы, жизнь. Жизнь у неё конечно, не сахар, но такой отчаянной беспросветности она не чувствовала, у неё было чувство, что ее заставляют думать о чужих проблемах. Она поделилась своими сомнениями с дочерью. Сашенька гневно воскликнула, как ударила: «Когда я думаю об этом, я не могу спать от боли!» и высокопарно добавила: «А те, кому всё равно – это не граждане страны, а население!».