Kolm isamaa kõnet
„Wanaisa ehk Wanataat elas kõrges taewas; tema kattukse al säras kaunis päikene. Kalewid olid tast loodud saanud, et nende nõuu, kunsti ja kangust tarwitada. Kõige wanem neist oli Wanemuine. Ta oli teda wanaks loonud, halli juuste ja habemega, ning temale wanaduse tarkuse annud; aga süda oli tal noor, ning tema päralt oli luulemise ja laulmise wõim. Wanataat kuulis tema tarka nõuu, ja kui mured tema otsaesist kortsutasid, mängis Wanemuine tema ees oma kaunist kannelt, ning laulis oma armsaid laulust. Tõine oli Ilmarine, kõige parema mehe-ea sees ja mehise lugemusega, kellel tarkus otsaesise pealt ja sügawad mõtted silmist wälja paistsid. Tema päralt oli kunstide wõim antud. Kolmas oli Lämmeküne, üks erkas noormees, täis naljatuju, ika rõõmus ja üleannetuste peale walmis. Tõised, nagu Wiboane – wägew wibuküt – on wähem tähtjad. Kõik pidasid ükstõist wennaks ja Wanataat nimetas neid oma lapsiks. Nende elukoht oli Kaljowe ehk Kaljowald. Seal astus Wanataat Kalewide ete ja ütles: „Ma olen omas tarkuses nõuuks wõtnud, maailma lua”. Imekspannes waatesid Kalewid tema otsa ja ütlesid: „Mis sina omas tarkuses nõuuks wõtnud, ei wõi paha olla”. Ja kunni naad magasid, lõi ta maailma, ning kui naad ülesse tõusid, õerusid naad oma silmi ja waatasid imestates maailma otsa. Aga Vanataat oli omast loomise tööst wäsinud ja heitis puhkama. Seal wõttis Ilmarine tük omast kõige paremast terasest ja tagus tast ühe kummi, lautas teda telgiks üle maa, ning kinnitas särawad tähed ja hõbedalise kuu tema külge; selle walgustaja wõttis ta Wanataadi eesõuest, ning pandis ta imelikul wiisil telgi külge, nõnda et ta ise ülesse ja alla käis. Rõõmutujul wõttis Wanemuine oma kandle, hakkas rõõmulaulu laulma ja hüppas maa peale, ja laululinnukesed käisid tema jälgil, ning kus tema hüppaw jalg maa külge puutus, seal siginesid lillid asemele, ja kus ta kiwi peal istudes laulis, seal tõusid puud maa seest üles, ning laululinnud istusid nende otsa ja laulsid ühes. Lämmeküne pillerkaaritas moöda metsasi ja mägesi ümber, ning Wiboane katsus oma wibu osawust. Wanataat ärkas selle tümina peale üles ja pandis imeks, kuidas maailm oopis tõiseks muutnud, kui ta temast loodud saanud, ja ta ütles Kalewitele: „Wäga õige, lapsed, mis teie teete! mina olen maailma üheks tooreks pakkuks loonud, teie asi on, teda iluga ehitada. Pea saan ma ka maailma täitma kõiksugu loomadega ja saan siis inimest looma, kes selle maailma üle walitsegu. Inimese tahan ma aga nõrga lua, et ta ennast omast wägewusest wõiks kiidelda, ning teie peate inimestega sõbrustama ja ennast nendega segama, et üks seltskond tõuseks, kes ennast mite nii ruttu õeluse kätte ära ei annaks. Õelust ei wõi ma mite ära hukkada, sest et ta headuse mõõtja ja kihutaja on”.
Монография посвящена проблемам методологии исторической науки в рамках теории социальных эстафет и нормативных систем. Анализ проблем приводится на материалах авторских исследований в области истории, археологии, источниковедении, историографии. Предназначена для студентов и специалистов в этих областях.
Антуан де Сент-Экзюпери – самая щемящая, самая трогательная история писателя и летчика, любителя приключений и настоящего великана. Он был высокого роста, который не позволял ему летать на самолётах. И он – летал. Он был писателем, которым стал в зрелом возрасте. И писал. Он был очень талантлив. И это чувствуется по его текстам. И он летал до последнего. И погиб в последнем своём вылете – на задании, когда летал в разведывательном полёте во время Второй мировой войны над родным городом.
«Преданый Димитрий» Алексея Козлова – краткое изложение фантастической до подлинного трагизма карьеры Юрия Григорьевича Отрепьева – царя Димитрия I от юности и царствования до гибели от рук заговорщиков-бояр, а также этюды нравов Московского государства Смутных Времён. С восстановленным автором истинным портретом правителя.
В книге рассказывается об утраченных памятниках и героях одной из самых известных войсковых частей Российской империи ХIХ века – Лейб-гвардии саперном батальоне. И о том, как мы сегодня храним память об этих героях.
Художник Василий Верещагин известен как баталист, изображавший сцены войны без прикрас. Сам же художник открещивался от эпитета «баталист», называя войну «фурией, неотлучно меня преследующей». А в свободное от «фурии» время разъезжал по странам Востока – изучал их природу, обычаи, архитектуру. Эта книга о поездке Верещагина в Японию в июле-сентябре 1903 года и завершающей серии его картин, нарисованных в Японии.
В книге рассматривается тема о влиянии некоторых болезней на исторические события и процессы. Понятия о заражении какой-либо инфекционной болезнью в древние времена не было, но был эмпирический опыт многих поколений, что нашло свое отражение в различных источниках.
Российскуюкультуру по праву считают одним из ярчайших светочей человеческой цивилизации.Русские люди, начиная с древнейших времен, создавали и передавали потомкамневероятное по духовной силе богатство культурного наследия. Нашей стране непомешала ни сложная история, полная кровавых страниц, войн, сражений,репрессий, ни многочисленные попытки иноземных захватчиков, мечтающихпоработить русский народ.
Книга является продолжением исторического расследования о древней Руси, толчком к которому стало «странное» событие. Основная задача – попытка установления истинной истории становления нашего народа в «доисторический период». Сама задача служит цели понимания того – кто мы есть. В книге, в т. ч.,выявлена связь Руси с четырьмя древними легендарными странами, показано, откуда появились русы и какова их взаимосвязь со славянами, выявлены детали понимания городов и народа ан-Нибарийи ал Идриси.
Теперь, когда теистическая и атеистическая тенденции метафизики XIX века выполнили как негативную, так и позитивную часть своей задачи, пришло время подхватить нить пантеистического развития там, где ее оставили Гегель и Шопенгауэр. Но эта связь должна учитывать все исправления, дополнения и продолжения, которые с тех пор появились в теизме и атеизме.
Во второй части первого тома своей «Метафизики» Эдуард фон Гартман углубляется в исследование философии эпохи Возрождения, раскрывая ее фундаментальную роль в формировании философской мысли Нового времени.