Цепи

Ходжа Насреддин, веселый бродяга тридцати пяти лет от роду, в зените своей славы возвращается в Бухару. Он остр на язык и гибок умом, он любит простых людей и ненавидит несправедливость. Недаром от одного его имени трепещут правители средней Азии.

Но в родном городе его не ждет спокойная жизнь. Эмир Бухары и его приближенные не дают жизни своим подданным.

Первая книга Леонида Соловьева о похождениях веселого народного героя, основанная на народных анекдотах о великом защитнике простого люда Ходже Насреддине.

«Очарованный принц» – это продолжение полюбившейся читателям всех возрастов книги о мудрено и острослове Ходже Насреддине. Она рассказывает о приключениях героя в горах Ферганы и в Коканде. Насреддин по-прежнему верен себе: он борется со злом, помогает слабым и беззащитным, восстанавливает справедливость. Из беззаботного весельчака наш герой превратился в умудренного житейским опытом философа, который умеет высмеять глупость и всегда придумает дерзкий и хитроумный план, чтобы наказать жадность и порок.

«… Когда моряка Никулина, бывшего шахтера из Донбасса, доставили в госпиталь, дежурный врач безнадежно сказал:

– Двое суток – больше не вытянет. Удивляюсь, как его довезли.

Моряк и в самом деле был очень плох. Весь изрешеченный пулями и осколками, он даже не стонал, лицо покрывала синеватая бледность, так хорошо знакомая врачам. Позвали Сергея Дмитриевича. И здесь, над распростертым, почти бездыханным Никулиным, начался у него с дежурным врачом спор, перешедший даже в легкую ссору.

– А я вам говорю – выживет! – горячился Сергей Дмитриевич. – Вы на грудь посмотрите, на бицепсы! Если такие у нас помирать будут – куда мы с вами годимся? На камбуз нас, картошку чистить!

– Но такая потеря крови! – говорил дежурный врач. – Пробито легкое. Он безнадежен.

– Я запрещаю вам произносить это слово. В моем госпитале врачи должны верить. Врач без фанатической веры в медицину – это, извините, не врач, а холодный сапожник!

– Я просил бы… – обиделся дежурный и, выпрямившись, застегнул верхнюю пуговицу своего халата.

– Довольно! – строго начальственно прервал его Сергей Дмитриевич, выпрямившись, в свою очередь. …»

«… – Позвольте, позвольте! Кого другого? Кого? – слышала она, и хотелось ей зажать уши. И вдруг Чижов закричал: – Озерова, помощника?… Озерова? Да?..

Он обозлил Клавдию этим выкриком. Она остановилась, бледная, сказала коротко:

– Да!

Чижов подступил к ней вплотную. Были еще какие-то слова; совсем близко увидела она перекосившееся лицо Чижова, глаза, блеск зубов. Она отступила. Подломились в коленях ноги. Чижов с налету опрокинул ее на скамейку. Руки его шарили. Клавдия отбивалась молча, отчаянно, ломая ногти. Руки Чижова окостенели, не разжимались. Клавдии удалось повернуться, и, откидывая голову, она несколько раз сильно и резко ударила его назад затылком, рванулась, отбежала за дерево. Все произошло в одну секунду. Медленно трезвея, Чижов достал из кармана платок, приложил к разбитому носу.

Клавдия спросила вызывающе, с веселой злобой:

– Что? Получил? Хорошо!..

На всякий случай она подняла булыжник, если опять сунется. …»

«… – Ваш рапорт не обрадовал меня, товарищ Ходжаев, – сказал начальник (он был памирец и заметно растягивал окончания слов) – Стыдно, товарищ Ходжаев, весьма даже стыдно! Ваши рапорты похожи один на другой, как горькие листья тополя. Когда же вы, наконец, пришлете мне виноградный листок?

Выговор начался неторопливый и чрезвычайно вежливый. Подкараулив паузу, Садык попросил слова для объяснения.

– Товарищ начальник, – сказал он, волнуясь, – в нашем кишлаке девяносто пять женщин, и все закрыты, – как могу я узнать под паранджой девяносто шестую? На базаре мы покупаем лепешки из одной корзины, мы встречаемся в переулках – и я уступаю дорогу. Когда я иду по улице, то все видят меня издалека, а я, как слепой, ничего не вижу под черными сетками! Вы знаете меня, товарищ начальник, я был рядом с вами во многих боях, но что я могу сделать…»

«… Наконец Устинья вышла.

Накинув крючок, доктор быстро разделся и лег.

– Черт знает что! – шепотом говорил он и не мог уснуть, томимый грешными мыслями. Он знал, что может пройти через приемную в ее комнату и не встретит отказа. Очень ясно он представил себе, как прыгнет в приемной зыбкая половица и затаенно звякнут склянки с медикаментами. – Черт знает что! – повторил он, ворочаясь на койке.

Зря сболтнула у колодца Устинья. Не жил с ней доктор и даже не лез. Сначала это казалось ей странным, потом обидным. Доктор нравился ей, иногда она ловила его воровские горячие взгляды, но были они такими короткими, что Устинья даже не успевала ответить на них улыбкой. Наступал вечер, доктор запирал дверь и оставался один в комнате. Ни разу не попытался он задержать Устинью, наоборот, выпроваживал ее поскорей. Ночью она плакала, но о своей обиде никому не говорила – из гордости.

А доктор сдерживался по двум причинам. …»

«…отец умер осенью, когда собирали хлопок, через месяц умерла мать. Зиму Нур-Эддин жил у соседей; в апреле из Ура-Тюбе приехал дальний родственник, знаменитый на всю Фергану художник Усто Сулейман и взял сироту к себе в ученики.

– Тебе посчастливилось, Нур-Эддин, – говорили соседи. – Будь внимательным и послушным. Когда ты окончишь учение, все будут уважать тебя так же, как уважают сейчас мастера Сулеймана, ты будешь носить такой же красивый халат и такую же тонкую чалму.

Усто Сулейман оказался добрым и приветливым стариком. Семьи у него не было. Нур-Эддина он считал сыном. Вдвоем ездили они из кишлака в кишлак, из города в город – всюду, куда приглашали мастера подновить роспись в мечети.

Однажды весной они работали в Шейх-Мазаре. Близилось двухсотлетие со дня смерти великого шейха Раббани, мастеру Сулейману поручили заново расписать мечеть, в которой был похоронен святой. Нур-Эддин растирал краски и мыл кисти, а Сулейман, стоя на подмостках, мудро поучал его.

– Вот эту краску, – говорил он, – привозят из Индии. Если добавить к ней немного уксуса, она становится яркой и прозрачной, как рубин, и не тускнеет даже через пятьсот лет… »

Драматургическая дилогия Виктора Витковича и Леонида Соловьева «Здравствуй, Ходжа Насреддин» включает пьесы «Веселый грешник» и «Очарованный принц». Их герой, известный персонаж восточных легенд Ходжа Насреддин – защитник бедняков и достойный противник хитроумных мошенников «с положением». Первая часть дилогии отличается остроумием, добрым и жизнерадостным настроением, вторая написана в несколько ином, более философском стиле.

В «Записках психолога» повествуется о трагических судьбах пациентов психиатрической лечебницы. Драматичные истории из жизни людей, которым суждено было пройти через страшные испытания, впечатляют до глубины души.

Было приказано оставить аборигенов новой планетыстрого в покое. Но жены геодезистов были женщинами,а женщины не подчиняются приказам и не оставляют людей в покое!

Настоящий сборник составили пьесы Владимира Набокова «Человек из СССР», «Событие» и «Изобретение Вальса», создававшиеся в Германии и Франции в 1926-1938 гг. В отличие от ранних стихотворных пьес, они написаны прозой, в которой уже признанный писатель продолжает свои тематические и сюжетные поиски. Таинственные проекты приехавшего из СССР в Берлин Кузнецова, семейная драма художника Трощейкина, безумное кружение изобретателя Вальса между реальностью и фантазией – конфликты и коллизии этих пьес удивительно современны и увлекательны.

Неопубликованная при жизни Набокова драма «Человек из СССР» печатается по архивному тексту. Пьеса «Изобретение Вальса» впервые публикуется в расширенной редакции 1968 года. Издание снабжено комментариями редактора и приложением, включающим новые архивные материалы.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Аркадий Аверченко (1881—1925) – русский писатель и драматург, «король смеха», как называли его современники. Он обладал удивительной способностью воссоздавать абсурдность жизни российского обывателя, с легкостью изобретая остроумные сюжеты и создавая массу смешных положений, диалогов и импровизаций. Юмор Аверченко способен вызвать улыбку на устах даже самого серьезного читателя.

Судьба редко бывает легкой. Для детей-сирот эта ноша, несомненно, тяжелее, а порой и в разы труднее. История мальчика Ёси из глубинки казахстанской степи – яркое тому подтверждение. Он остался один, но не просто выжил, а научился встречать каждый день с первыми лучами зари. Подобно жаворонку, он обрел умение воспевать жизнь и пробуждать надежду даже там, где, казалось, больше нечего ждать.

Сиротский удел – не лучшая путевка во взрослую жизнь. Можно ли изменить это незавидное предначертание? Что влияет на становление личности: семья или ее отсутствие, школа или друзья?

Этот роман погружает читателя в суровые реалии детской сиротской доли, но вместе с тем учит силе духа, состраданию и способности найти верный путь даже в самых непростых условиях.

Зинаида Гиппиус (1869—1945) – поэтесса и идеолог русского символизма, жена Дмитрия Мережковского. Долгое время произведения писательницы не печатались в России – она покинула родину в годы Гражданской войны.

Из густого петербургского тумана «декадентская мадонна» соткала свой мистико-социальный роман о прекрасном Юруле – аристократе, который живет ради себя и удовольствий. Обаятельный герой отлично умеет «играть в любовь» и подстраивать мораль под собственную выгоду. Пока демоны революции только набирают силу, а роскошные гостиные жадно впитывают шепот своих нервных постояльцев, у него есть еще немного времени, чтобы тоже осознать себя «чертовой куклой» в чьих-то руках…

«Гиперболоид инженера Гарина» – научно-фантастический роман, в котором рассказана невероятная история талантливого ученого, мечтающего обрести власть над всем миром при помощи созданного им теплового чудо-луча, оказавшегося в его руках грозным оружием. Роман Алексея Толстого по праву считаются классикой научной фантастики.

Пробудившись ото сна, мальчик отправляется на поиски исчезнувшего бора. Его путешествие превращается в мистическое странствие, полное загадок и предзнаменований, – пока внезапный, точный и хладнокровный выстрел не обрывает жизнь редкой по своей красоте птицы.

Рассказ «Бор» польского писателя-новеллиста Феликса Бродовского (1864-1934) написан в жанре литературной фантазии с элементами символистской прозы и притчи. Также в тексте отчётливо раскрывается тема спесишизма, выраженная в предсказании грядущего массового истребления животных и лесов, приобретшего ужасающе-конвейерные масштабы в XX и XXI веках.

Перевод с польского: Руслан Дончевский.

О мужчинах в поисках смысла и женщины.

Весна приходит в Мичиган, и двое мужчин, ветеран Первой мировой Йоги Джонсон и писатель Скриппс О’Нил, ищут идеальную женщину, хотя и расходятся во мнении по поводу идеала. Пародируя ситуации и стилистические приёмы романов Шервуда Андерсона, Хемингуэй попутно обыгрывает наиболее уязвимые стороны творчества других популярных писателей, бросая камешки в огород то одного, то другого.

Эрнест Хемингуэй – виднейший представитель литературы США XX века, лауреат Нобелевской премии 1954 года. «Вешние воды» – одновременно и манифест независимости, в котором он провозгласил разрыв со школой Гертруды Штайн, и едкое высмеивание литературной манеры его наставников.

Три факта:

1. Актуальный перевод известного произведения.

2. «Вешние воды», по мнению критиков, поворотное произведение в литературной судьбе Хемингуэя, которое открыло новую грань таланта автора.

3. Хемингуэй написал «Вешние воды» за десять дней в Париже для разрядки во время работы над самым трудным произведением в его жизни – «Фиестой (И восходит солнце)».

Самый известный и неоднозначный роман XX века.

В Москву прибывает дьявол со своей свитой – так начинается череда невероятных происшествий. В это время талантливый мастер томится в доме скорби, а его возлюбленная Маргарита пытается его спасти. Творчество или ремесло, благополучие или страсть, справедливость или карьера, свет или тьма… Каждый из героев делает собственный выбор, который становится вкладом в вечную борьбу добра и зла.