Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

«Под самое Рождество мы ехали на юг и, сидя в вагоне, рассуждали о тех современных вопросах, которые дают много материала для разговора и в то же время требуют скорого решения. Говорили о слабости русских характеров, о недостатке твердости в некоторых органах власти, о классицизме и о евреях. Более всего прилагали забот к тому, чтобы усилить власть и вывести в расход евреев, если невозможно их исправить и довести, по крайней мере, хотя до известной высоты нашего собственного нравственного уровня…»

– Да, мне кажется, что я действительно знал такого человека.

– Он был умен?

– Да.

– И рассудителен?

– Гм!.. да. А впрочем, я о нем судить не берусь, но я его любил и очень уважаю его память.

– А он уже умер?

– Да.

– Здесь?

– Неподалеку, – ответил, снова тихо улыбаясь, собеседник.

– Жизнь такого человека всегда способна возбуждать во мне большой интерес.

– И во мне, и во мне тоже, – подхватили другие.

Оба приказания Нефоры были исполнены в точности: рабы ее, ходившие без успеха к Зенону, были наказаны ударами воловьей жилы, а ей был подан белый мул, покрытый роскошным ковром, с уздою из переплетенной широкой зеленой и желтой тесьмы, с золотистою сеткой на челке и с длинными кистями вместо вторых поводьев. У этих поводьев стоял немой сириец из Тира, в ярко-красной, до пят его достигавшей, длинной одежде.

Нефора села на своего мула, и красный сириец повел красивое животное за поводья, не зная, куда его госпожа отправляется. Он только оглядывался на свою госпожу при поворотах и распутьях и следовал мановению ее опахала.

Однажды, усталый и измученный, возвратился я домой часу во втором пополудни. В передней меня встретил Бокс, стороживший наше жилище гораздо рачительнее, чем восемнадцатилетний мальчик, состоявший в должности нашего камердинера. На столе в зале лежал суконный картуз, истасканный донельзя; одна грязнейшая подтяжка с надвязанным на нее ремешком, просаленный черный платок, свитый жгутом, и тоненькая палочка из лесной орешины. Во второй комнате, заставленной книжными шкафами и довольно щеголеватою кабинетною мебелью, сидел на диване запыленный донельзя человек. На нем были ситцевая розовая рубашка и светло-желтые панталоны с протертыми коленями. Сапоги незнакомца были покрыты густым слоем белой шоссейной пыли, а на коленях у него лежала толстая книга, которую он читал, не нагиная головы. При входе моем в кабинет запыленная фигура бросила на меня один беглый взгляд и опять устремила глаза в книгу. В спальне все было в порядке. Полосатая холстинковая блуза Челновского, в которую он облачался тотчас по возвращении домой, висела на своем месте и свидетельствовала, что хозяина нет дома. Никак я не мог отгадать, кто этот странный гость, расположившийся так бесцеремонно. Свирепый Бокс смотрел на него как на своего человека и не ласкался только потому, что нежничанье, свойственное собакам французской породы, не в характере псов англо-саксонской собачьей расы. Прошел я опять в переднюю, имея две цели: во-первых, расспросить мальчика о госте, а во-вторых – вызвать своим появлением на какое-нибудь слово самого гостя. Мне не удалось ни то, ни другое. Передняя по-прежнему была пуста, а гость даже не поднял на меня глаз и спокойно сидел в том же положении, в котором я его застал пять минут назад. Оставалось одно средство: непосредственно обратиться к самому гостю.

«Мое детство прошло в Орле. Мы жили в доме Немчинова, где-то недалеко от «маленького собора». Теперь я ни могу разобрать, где именно стоял этот высокий деревянные дом, но помню, что из его сада был просторный вид за широкий и глубокий овраг с обрывистыми краями, прорезанными пластами красной глины. За оврагом расстилался большой выгон, на котором стояли казенные магазины, а возле них летом всегда учились солдаты. Я всякий день смотрел, как их учили и как их били. Тогда это было в употреблении, но я никак не мог к этому привыкнуть и всегда о них плакал…»

«В царствование Екатерины II, у некоторых приказного рода супругов, по фамилии Рыжовых, родился сын по имени Алексашка. Жило это семейство в Солигаличе, уездном городке Костромской губернии, расположенном при реках Костроме и Светице. Там, по словарю кн. Гагарина, значится семь каменных церквей, два духовные и одно светское училище, семь фабрик и заводов, тридцать семь лавок, три трактира, два питейные дома и 3665 жителей обоего пола. В городе бывают две годовые ярмарки и еженедельные базары…»

«На скором поезде между чешской Прагой и Веной я очутился vis-à-vis с неизвестным мне славянским братом, с которым мы вступили по дороге в беседу. Предметом наших суждений был «наш век и современный человек». И я, и мой собеседник находили много странного и в веке, и в человеке…»

С января 1864 начал печататься роман Лескова «Некуда», окончательно подорвавший репутацию писателя в левых кругах. Современники восприняли роман как клевету на «молодое поколение», хотя, помимо «шальных шавок» нигилизма, писатель нарисовал и искренно преданных социализму молодых людей, поставив их в ряду лучших героев романа (в основном сторонников постепенного реформирования страны). Главная мысль Лескова бесперспективность революции в России и опасность неоправданных социальных жертв провоцировала неприятие романа в 1860-е гг. Лесков был объявлен «шпионом», написавшим «Некуда» по заказу III Отделения. Столь бурная реакция объяснялась и откровенной памфлетностью романа: Лесков нарисовал узнаваемые карикатуры на известных литераторов и революционеров.

Тем не менее, теперь, при сравнении «Некуда» с позднейшими противонигилистическими романами как самого Лескова, так и других писателей, трудно понять размеры негодования, вызванного им. «Некуда» – произведение не исключительно «ретроградное». Один из главных героев – Райнер, – открыто называющийся себя социалистом, ведущий политическую агитацию и погибающий в качестве начальника польского повстанского отряда, не только не подвергается авторскому порицанию, но окружён ореолом благородства. Тем же ореолом «истинного» стремления к новым основам жизни, в отличие от напускного демократизма Белоярцевых и K°, окружена и героиня романа – Лиза Бахарева. В лице другого излюбленного героя своего, доктора Розанова, Лесков выводит нечто в роде либерального здравомысла, ненавидящего крайности, но стоящего за все, что есть хорошего в новых требованиях, до гражданского брака включительно. Наконец, общим смыслом и заглавием романа автор выразил мысль очень пессимистическую и мало благоприятную движению 60-х годов, но, вместе с тем, и вполне отрицательную по отношению к старому строю жизни: и старое, и новое негодно, люди вроде Райнера и Лизы Бахаревой должны погибнуть, им деваться некуда.

В России о богадельнях упоминается уже в церковном Уставе святого князя Владимира. Призревались в них больные, убогие, нищие. Такие богадельни-больницы, по-видимому, устраивались при каждой приходской церкви, при каждом монастыре.

В Рязани в благодарность благотворителям даже названия богаделен носили имена их создателей. Здесь были богадельни Муромцевой, сестёр Титовых, Дашковская. Всего к началу XX века их было шесть. Но особенной любовью пользовалась Мальшинская богадельня. В народной памяти она до сих пор осталась лучшим благотворительным учреждением. Её здание, слава Богу, сохранилось и является памятником архитектуры федерального значения.

Создатель этой богадельни – Пётр Алексеевич Мальшин, купец первой гильдии, надворный советник, неоднократно избиравшийся главой города Рязани.

Благодаря именно этому человеку мы сегодня можем молиться в главной святыне города – Успенском кафедральном соборе, в котором, в разное время молились трое русских царей: Александр I, Николай I и Николай II, в соборе, который поражает своей редчайшей красотой.

О Петре Мальшине и других православных купцах-меценатах рассказывается в этой брошюре. Такие люди достойны остаться в памяти потомков, поскольку много добрых дел сделали для ближних и для города Рязани.

Этот сборник состоит из трех книг – «На рассвете души», «Петушки обетованные», «Мое небо – То и это». Автор вводит читателя в мир размышлений о смысле жизни и обретении внутренней опоры. Он знакомит нас с примерами подвижничества нашего времени, маленьких и больших чудес, помощи Божией тем, кто стремится очистить свою душу и возвысить дух на избранном пути.

Книга рассчитана на широкий круг читателей, однако адресована в первую очередь тем, кто ищет дорогу к храму или уже начал спасительное движение по ней.

«Όταν ακούω τα τραγούδια της Έλλα, δεν αισθάνομαι μόνο αισθητική απόλαυση από τη μουσική. Εικόνες της παιδικής μου ηλικίας γίνονται και πάλι πραγματικότητα, ξαναζωντανεύοντας εκείνο τον υπέροχο χρόνο, αυτή τη χαρά της ύπαρξης, που περιβάλλεται από μια ζεστή, ροζ ομίχλη νοσταλγίας.Εάν είχατε κάποτε και εσείς ένα ραδιόφωνο στο σπίτι, τότε είναι πολύ πιθανό να αναπολήσετε αυτό το εκπληκτικό συναίσθημα της συνάντησης με την ξεχασμένη σας παιδική ηλικία. Δεν είναι αυτό ένα θαύμα;»

В этой документальной книге генерал от инфантерии Юрий Никифорович Данилов исследует малоизвестные страницы Первой мировой войны: боевые действия русских экспедиционных войск на Западном фронте – во Франции и Македонии. Годовая работа во французских архивах и воспоминания многочисленных свидетелей позволили автору воссоздать практически полную картину возникновения русских экспедиционных корпусов, их героических сражений и того незаслуженного бедственного положения, в котором они оказались в результате большевистского переворота в России. Впервые книга была опубликована в Париже в 1933 году. Доход от ее продажи поступил в фонд для постройки памятника русским воинам на военном кладбище в Шампани.

Цель жизни – это самовыражение. Самовыражение – это занимайся жизнью или смертью.

Книга рассказывает историю молодого человека и его знакомых, таких же молодых, полных сил людей, которые по разным причинам попали в жесткую, наркотическую или алкогольную зависимость. О их жизни и смерти, о их нелегкой, как правило, фатальной судьбе. О том кошмаре, который, быть может сейчас происходит в доме напротив, или даже в соседней квартире, спрятавшемся на самом деле не за кирпичными стенами, а за ширмой нашего равнодушия. Содержит нецензурную брань.

Книга посвящена схиархимандриту Симеону (Нестеренко; 1920–2010), которого называют сочинским старцем по его последнему месту жительства. Отец Симеон, воспитанник Глинских старцев, по праву и сам считается Глинским старцем. Автор книги Александр Богатырев, известный православный публицист, писатель и режиссер, не один год по крупицам собирал свидетельства людей, знавших о. Симеона, а также тех, кто уже после его кончины получил помощь по молитвам к нему. Написанные в разные годы очерки объединены одной мыслью – чудес, происшедших по молитвам батюшки, не смогут отрицать самые убежденные скептики. Но главные чудеса – это тысячи людей, приведенных отцом Симеоном к Богу, тысячи исцеленных душ, обретших смысл и верные жизненные ориентиры.

В воспоминаниях генерал-лейтенанта Русской Императорской армии рассказывается о его жизненном пути, приведшим юнца – участника польского восстания 1830–1831 годов на Кавказ в ряды славного Эриванского полка…

Многие на Кавказе до сих пор еще помнят Аполлинария Фомича Рукевича, служившего здесь в войсках беспрерывно от начала тридцатых до конца восьмидесятых годов прошлого столетия и умершего в чине генерал-лейтенанта более двадцати лет тому назад.

Много талантливых скульпторов в СССР посвятили свои работы В.И. Ленину. Среди выдающихся создателей Ленинианы – замечательный советский скульптор Николай Андреевич Щербаков. У него была долгая, яркая и интересная жизнь, он оставил после себя свои вдохновенные работы и добрую память тех, с кем ему приходилось работать или просто общаться. Среди его работ – памятники и бюсты А.С. Пушкина, Н. Островского, З. Космодемьянской, Ф. Кастро, П. Столыпина, Сократа, а также знакомые миллионам москвичей и гостям столицы 14 барельефов главного вестибюля станции метро «Краснопресненская». В последние годы жизни скульптор обратился к «вечной» теме, создав скульптуры «Благословляющий Серафим Саровский», памятник святым Петру и Февронии и др.

О прекрасном человеке, удивительном художнике и выдающемся скульпторе советской эпохи Н.А. Щербакове рассказывает Е. Топалова, с творчеством которого ей посчастливилось быть знакомой долгих тридцать лет.

Уважаемый Читатель!

Вы держите в руках книгу, в которой её автор попытался впервые в истории русской таможенной историографии рассказать о нашем национальном таможенном деле как о природной живой социальной материи, способной не только к самовозрождению и самосовершенствованию в критические моменты развития Русского Суперэтноса, но и выступать в роли естественного пассионарного инструмента эволюции человеческого общества.

Эта книга не является очередным военным боевиком советских силовых структур. Она написана в спокойном биографическом очерковом жанре в память о Виталии Константиновиче Боярове, легендарном чекисте и не менее знаменитом таможеннике, о том, как под его руководством в роковые 1990-е был спасён пошатнувшийся было мощный экономический базис великого Советского Союза, на основании которого продолжилась потом эволюция Русского Суперэтноса (читай – всего Русского Мира), в период современной прогрессивной Путинской эпохи.