Из одного дорожного дневника

– В Псков?
– Ближе-с, ближе, – говорит священник.
– В Гатчино?
– Дальше-с.
– Верно, на небо отправляется, – говорит дама по-французски и исключительно обращаясь ко мне. Плохо, подумал я, доходит и до меня очередь.
– А вы тоже ни близко, ни далеко?
Вопрос прямо идет к моей персоне, и на французском диалекте.
– Я еду дальше батюшки, – отвечал я моей соотечественнице по-русски.
– Они так могут подумать, что вы едете превыше небес, – подсказал священник спокойным и ровным голосом, но немножко улыбаясь.
Скачать книгу Из одного дорожного дневника бесплатно в fb2, epub, pdf, txt
«Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонять хотели, но при нем был донской казак Платов, который этого склонения не любил и, скучая по своему хозяйству, все государя домой манил. И чуть если Платов заметит, что государь чем-нибудь иностранным очень интересуется, то все провожатые молчат, а Платов сейчас скажет: так и так, и у нас дома свое не хуже есть, – и чем-нибудь отведет…»
– Батюшки мои, – отвечает старушка, – да какое же мне в этом утешение, что не мне одной худо будет? Я голубчики, гораздо лучше желала, чтобы и мне и всем другим хорошо было.
– Ну, – отвечают, – чтоб всем-то хорошо – вы уж это оставьте, это специалисты выдумали, и это невозможно.
А та, в простоте своей, пристает:
– Почему же невозможно? У него состояние во всяком случае больше, чем он всем нам должен, и пусть он должное отдаст, а ему еще много останется.
«У домов, как у людей, есть своя репутация. Есть дома, где, по общему мнению, нечисто, то есть, где замечают те или другие проявления какой-то нечистой или по крайней мере непонятной силы. Спириты старались много сделать, для разъяснения этого рода явлений, но так как теории их не пользуются большим доверием, то дело с страшными домами остается в прежнем положении…»
«Под самое Рождество мы ехали на юг и, сидя в вагоне, рассуждали о тех современных вопросах, которые дают много материала для разговора и в то же время требуют скорого решения. Говорили о слабости русских характеров, о недостатке твердости в некоторых органах власти, о классицизме и о евреях. Более всего прилагали забот к тому, чтобы усилить власть и вывести в расход евреев, если невозможно их исправить и довести, по крайней мере, хотя до известной высоты нашего собственного нравственного уровня…»
«У нас не переводились, да и не переведутся праведные. Их только не замечают, а если стать присматриваться – они есть. Я сейчас вспоминаю целую обитель праведных, да еще из таких времен, в которые святое и доброе больше чем когда-нибудь пряталось от света. И, заметьте, все не из чернородья и не из знати, а из людей служилых, зависимых, коим соблюсти правоту труднее; но тогда были… Верно и теперь есть, только, разумеется, искать надо…»
В 1890 г. А. П. Чехов совершил большое путешествие на Сахалин – место каторги и ссылки. Путь писателя из Москвы через Сибирь занял 82 дня. Впечатления от сибирских дорог, людей, встреч легли в основу его дневниковых записок «Из Сибири», а итогом трехмесячного пребывания на Сахалине стала книга «Остров Сахалин» – пронзительное описание жизни и быта ссыльнокаторжных, тюремщиков, вольных поселенцев и местного населения.
Во время долгой поездки через всю страну Чехов отправлял родным, знакомым, издателю А. С. Суворину подробные письма, содержащие описания дорожных приключений, портреты сибиряков и своих попутчиков, а также язвительные, истинно чеховские, оценки происходящего.
В настоящее издание включены эти письма, а также иллюстрации: гравюры из двухтомного труда «Сибирь и каторга» (Siberia and the Exile System) Дж. Кенона, который путешествовал по России в 1895–1896 гг., и фотографии заведующего телеграфной станцией в сахалинском поселке Дуэ И. И. Павловского, переданные им Чехову вместе со своим «Путевым дневником» в 1890 г.
В 1894 г. английский путешественник Обин Тревор-Бетти (Aubyn Trevor-Battye) пробыл несколько месяцев в Русской Арктике, на острове Колгуев, и собрал богатейший материал о природе этого региона и жизни его обитателей – ненцев (самоедов). Автор сломал представления европейцев о севере Европы как о безжизненной необитаемой пустыне. В ярком литературном изложении Тревора-Бетти перед нами предстают люди, которые здесь чувствуют себя счастливыми; уникальная, завораживающая своеобразной красотой и очарованием природа.
Книга, изданная на английском языке в 1895 г., сразу же стала настоящим бестселлером; через два года она была опубликована в русском переводе. Настоящее издание дополнено вступительной статьей кандидата исторических наук Н. А. Кузнецова и большим количеством иллюстраций из оригинальной версии.
При подготовке книги в ряде случаев исправлены (приведены в соответствие с русскими картами конца XIX в.) географические названия, неправильно транскрибированные переводчиком издания 1897 г.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Цикл повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» – литературный шедевр Н. В. Гоголя. «Кому неизвестны его “Вечера на хуторе близ Диканьки”? – писал известный критик XIX века В. Белинский. – Сколько в них остроумия, веселости, поэзии и народности!»
В этот сборник вошли три повести из цикла: «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, или Утопленница» и «Ночь перед Рождеством». Все они наполнены неповторимой гоголевской поэтичностью и фантазией, их мистические сюжеты и безупречный стиль по-прежнему привлекают читателей, стремящихся приобщиться к лучшим образцам русской классической литературы.
«Приваловские миллионы» – важнейший роман Дмитрия Мамина-Сибиряка: захватывающая история о борьбе за власть, утраченных иллюзиях и Урале XIX века. На пути молодого миллионера Сергея Привалова, наследника Шатровских заводов, встанет немало препятствий: интриги, преступления, жестокость. Золотоискатели, ссыльные, старообрядцы… Мощные, по-настоящему сибирские характеры и судьбы внимательно выписаны Маминым-Сибиряком: недаром Максим Горький отмечал, что самобытность «Приваловских миллионов» помогает «понять и полюбить русский народ, русский язык».
Достоевский создавал «Идиота», переживая один из самых тяжелых периодов в своей жизни. Кредиторы, от которых он вынужден был сбежать за границу, смерть трехмесячной дочери, патологическое влечение к рулетке… Отчаянное положение подтолкнуло писателя взяться за давно мучившую его идею – написать роман о «положительно прекрасном человеке».
В мире, где правят пороки, князь Мышкин со своими кротостью и добротой, всепрощением и любовью к человеку оказывается безумцем. Вознамерившись спасти душу роковой красавицы Настасьи Филипповны, он встает на пути разрушительной страсти купца Парфена Рогожина… И конец у этой истории может быть лишь один – смерть.
Для кого эта книга
Для широкого круга читателей.
Для поклонников классической литературы.
Для тех, кто хочет иметь у себя в библиотеке красивое издание в качественном оформлении.
Маргарет Фаулер – она же бабушка Элоноры Фаулер, та самая, которая жила в Шотландии, но что пошло не так? Почему бежала с богатого и роскошного дома в бедность? Что послужило этому, а самое главное, где и как она встретила Орландо, тот, чье письмо хранила до самой смерти, будучи замужем и родившей сына. Она была слишком любознательной, рисковала и ничего не боялась, с вечным зарядом энергии и позитивом, ей восхищались и завидовали, но точно можно сказать, что равнодушных к ней не было. Мечта многих, а выбор пал на простого парня из Албании.
Вновь окунитесь в переплетенные судьбы семей, правда вылезет наружу, герои раскроют свою истинную суть, разрушив создавая новое.
И только он сказал себе такое слово, как государь ему говорит:
– Так и так, завтра мы с тобою едем их оружейную кунсткамеру смотреть. Там, – говорит, – такие природы совершенства, что как посмотришь, то уж больше не будешь спорить, что мы, русские, со своим значением никуда не годимся.
Платов ничего государю не ответил, только свой грабоватый нос в лохматую бурку спустил, а пришел в свою квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки-кислярки[1]