Скачать все книги автора Вячеслав Алексеевич Пьецух
Быть толковым читателем непросто, ведь «чтение – это, во-вторых, тихая радость, а во-первых, сопричастность божескому началу, ибо, когда мы предаемся чтению, мы творим». В том числе и самих себя. А потому весьма полезно над прочитанным поразмышлять. Вот, скажем, над загадочной русской душой. Много над этой национальной загадкой билось и бьется величайших российских умов. Да только и сами они были и есть – местные, здешней закваски, а пожалуй, нет сложнее задачи, чем познать самого себя…
Но, может, все же попробуем?
Эта книга не обычное описание жизни в одной отдельно взятой деревне, а чрезвычайно личностное, заинтересованное размышление о смысле жизни в деревне вообще. И конечно же, о том, как живется-можется русскому человеку на русской земле.
Понятно, жизнь эта непроста, и не текут у нас молочные реки в кисельных берегах, но все же – хороша русская деревня! Как бы загадочно и темно ни было ее прошлое, а настоящее – невразумительно и зыбко…
Биография человечества – то, что мы называем Историей – вещь смутная, а местами и вовсе непонятная. Вот живут люди, живут и не ведают, что это они не просто живут, а творят Историю. И даже из «прекрасного далека» не всегда поймешь, кто просто жил, а кто творил… И как нам, нынешним, разобраться, отчего один из российских императоров гонял родовитых бояр в хвост и в гриву, взращивая новое дворянство, а другой – это самое дворянство изо всех сил прибирал к ногтю. Опять же не понять, почему это народ у нас все безмолвствует и безмолвствует… Вот и получается, что ни разобраться, ни понять нам своих собственных исторических путей. Но ведь интересно, как оно все было на самом деле, а еще интереснее, что было бы, если бы…
Вячеслав Пьецух поделился с нами своими «догадками»…
Каждому приятно пообщаться с замечательным человеком, даже если его (или ее) уже нет на белом свете. Можно же мысленно поговорить, а то и письмо написать... Так сказать, в пространство и вечность.
Но, главное, следует помнить, что замечательные люди встречаются порой в совсем неожиданных местах. Например, в соседней квартире. А то, что у нас каждая деревня своего замечательного имеет, – факт проверенный.
Хотите убедиться? Почитайте истории, которые записал для вас Вячеслав Пьецух – тоже, кстати, совершенно замечательный!
В сборник вошли следующие повести и рассказы:
Письма к Тютчевой
Первый день вечности
Если ехать по Рублевскому шоссе...
Деревня как модель мира
Висяк
Вопросы реинкарнации
В предчувствии октября
Поэт и замарашка
Жизнь замечательных людей
Путешествие по моей комнате
Русские анекдоты
Новая книга прозы Вячеслава Пьецуха, как обычно, дерзкая и вызывающая. Тем более что, как следует из названия, сам автор чистосердечно признает за собой великий грех, от которого пишущие всегда предпочитают всячески открещиваться. Писатель замахнулся ни много ни мало, нет, не «на Вильяма нашего Шекспира», – на Льва Толстого, Гоголя, Чехова, С.-Щедрина. Ему, видите ли, показалось это любопытным… Одним словом, с ним не соскучишься.
СОДЕРЖАНИЕ
От автора
Льву Николаевичу
Баллада о блудном сыне
Утро Помещика
Николаю Васильевичу
Демонстрация возможностей
Антону Павловичу
Наш человек в футляре
Д. Б. С.
Колдунья
Крыжовник
Михаилу Евграфовичу
История города Глупова в новые и новейшие времена
Город Глупов в последние десять лет
Отчего «земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет»? И что именно мешает нам усвоить уроки родной истории? Наши писатели и вообще все мыслящие люди не первое столетие задаются этими вопросами.
Вячеслав Пьецух по-своему отвечает на них в новой книге, продолжающей главную – Русскую – тему его творчества.
«Жил-был московский уроженец Владимир Иванович Пирожков.
Происхождение его характеризуем как предельно демократическое, поскольку прадед Владимира Ивановича до семилетнего возраста состоял в крепостных, хотя и помер от дворянской болезни – скоротечной чахотки, дед трудился на винокуренном заводе братьев Рукавишниковых и пропал без вести в русско-японскую войну, отец всю жизнь прослужил в транспортной милиции и скончался в одночасье неведомо от чего…»
«Кузьма Минаевич крепко пил. Лет примерно до сорока он даже вкуса не знал хмельного, но в тот день, когда князя Дмитрия выдали головой изменнику Борьке Салтыкову и настоялся князь на коленях у бывшего тушинца, аккурат между черным крыльцом и сенным сараем, в тот самый день Кузьма Минаевич от огорченья и согрешил. Пришел он домой в первом часу пополудни, сел за стол, прослезился, сказал жене Татьяне… это, разумеется, нашим языком говоря: «За что боролись?!» – и велел подать зелена вина. Вроде бы и невелик грех, особенно когда он обходится без последствий, если бы не пришелся тот день на Филиппки, первую неделю Рождественского поста. А чтобы православный дул горькую в непоказанное время, это надо его донельзя огорчить…»
«Случай этот действительно произошел осенью 1916 года, в самый разгар второй Отечественной войны, она же Великая, империалистическая и первая мировая; случай этот, между прочим, дает понять, что даже рок на Руси действует хотя и неотвратимо, но как-то околицей, путано, словно сдуру. Ну а уж если сам рок у нас работает абы как, то Россия точно – многообещающая страна…»
«Идея этой вещи вышла из пустяка. По причине той занятной закономерности, что интерес к фундаментальным предметам чаще всего возбуждается малозначительными, а в другой раз и прямо посторонними обстоятельствами, идея этой вещи вышла из совершенного пустяка, то есть из газетной заметки, которую можно было даже и не читать. В заметке сообщалось о том, что разнорабочий Бестужев, весовщик Завалишин и водолаз Муравьев привлечены к уголовной ответственности за незаконное врачевание…»
– Помилуйте, – лениво возражу я, – чему же тут восхищаться, если жизнь в природе – это упорядоченная уголовщина, и больше ничего. Букашка испокон веков убивает и пожирает инфузорию, птица-секретарь – букашку, удав – птицу-секретаря, собака-динго – удава, и конца этой практике не видать.
– Зато ворон ворону глаза не выклюет, а человек человеку – волк! Интересуетесь, почему?
Я посмотрю в сторону и вздохну.
– Потому что человек в своих художествах исходит не из инстинкта, а из свободы воли, которая в редчайших случаях соответствует замыслу Высшего Существа! В идеальном варианте нам следовало бы жить и действовать в рамках нерушимых правил, вроде «не укради» и «не убий». А мы что хотим, то и вороти́м, в зависимости от денежного интереса и состояния желчного пузыря. Вот возьмем свободу творчества: ты так твори, чтобы твое искусство продвигало в массы вечные гуманистические ценности, а если ты сочиняешь про половую жизнь амебы, то это уже будет не свобода творчества, а разбой!
Автомобили у нас крадут чуть ли не раз в неделю, но потом возвращают владельцам за умеренный выкуп деньгами и скотом.
Колю Махоркина вдруг обуяла такая нервная жалость к этому несчастному существу, что у него сначала даже помутилось в голове и горло заперла какая-то внутренняя слеза. Он не меньше минуты стоял и думал: «Нужно что-нибудь сделать для этой бедняги, а лучше всего отвести домой. Только вряд ли есть у нее дом – в этом-то вся, наверное, и беда. В таком случае можно отвести ее в Проточный переулок, накормить, отогреть, подарить, что ли, старое драповое пальто... А после отпустить на волю, как птичек отпускают, – тут уж ничего не поделаешь, не жениться же на ней, в самом деле, – пускай летит!..»
«Фараон Джосер жил и властвовал почти пять тысячелетий тому назад. Предание умалчивает о его физическом облике, но почему-то думается, что, как и большинство тиранов, которые вышли из самой народной гущи, это был болезненный, невзрачный, малокалиберный мужичок. Тем более похвально, что он основал третью династию, силой оружия объединил Верхний и Нижний Египет, вероятно, полагая, что так его подданным будет сподручнее, веселей, и построил первую египетскую пирамиду, то есть еще при жизни уготовил себе гробницу в виде этакой ступенчатой пятиэтажки и тем самым подал потомкам дурной пример…»
Таким образом, на моем диване ничего не происходит, если не считать, что на нем я провожу лучшие часы жизни, – правда, как-то я тут медленно умирал. Как-то под вечер неожиданно поднялась температура, пересохло в горле, перед глазами пошли оранжевые круги и несколько дней я провел в бреду. Бредил я, как это ни странно, по преимуществу вопросом: отчего в детстве все люди пишут стихи, а потом ничего не пишут, кроме заявлений и объяснительных записок? – и с болезненной настойчивостью приходил к выводу, что виной этому феномену детский страх; наверное, детям страшно, что они всю жизнь будут прозябать, предаваясь этому нелепому и праздному занятию, вместо того чтобы испытывать новые образцы огнестрельного оружия или строить межпланетные города. Следовательно, вдруг повзрослевший человек опасен, как домашний хищник, познавший кровь.
– Твой Паоло Трубецкой родину продал, гад! По сути дела, он был никакой не Паоло, а просто Паша, и при этом по-русски ни в зуб ногой!
– Да ведь он в Италии родился и всю жизнь прожил на Апеннинском полуострове, с какой стати он будет тебе говорить по-русски? И вообще: Паоло Трубецкой был гражданином мира.
– Вот я и говорю: злостный космополит! Моя бы воля, я бы всех этих христопродавцев упек на сто первый километр, потому что для вас правда жизни, народность – тьфу! плюнуть и растереть! Но мы, реалисты, наследники великих традиций передвижников, стеной будем стоять за народные интересы, мы будем служить народу до последнего издыхания, наперекор жуликам всех мастей!..