Скачать все книги автора Галина Николаевна Щербакова
Это истории женщин одной семьи и тех, кого они выбрали в игре без правил под названием жизнь. Самая старшая обрела счастье, уже не надеясь на него. Ее дочь «придумала» себе любовь и погибла из-за нее. А третья, юная и дерзкая, не хочет ждать чуда, ибо «слабых несет ветер», а она должна все в своей жизни сделать сама. Кто знает, что ее ждет впереди?..
Произведение входит в авторский сборник «Женщины в игре без правил».
Галина Щербакова – прозаик давно известный и любимый уже не одним поколением читателей. Но каждое ее новое произведение и по форме, и по сюжету показывает, что автор не только не утратил, но приумножил и «уменье удивлять», и «уменье удивляться».
Роман «Уткоместь, или Моление о Еве» повествует о четырех женщинах, судьбы которых – и профессиональные, и личные – сложились в «перестроенные» годы не просто по-разному, но диаметрально противоположно. Трое из них – близкие подруги, четвертая – постоянный их соглядатай и завистник.
Авторская позиция далека от схематизма в оценке этой вражды-дружбы, сюжет романа – прихотлив и до самого конца несет в себе тайну, разгадать которую предстоит читателю.
Дом никому не мешал и грозил остаться надолго. Живущих в домах со всеми удобствами дымок из трубы посреди двора даже умилял, ничто у нас так не ценится, как дымы и ностальгия. Поэтому, поглаживая ребра батареи, жильцы имели возможность видеть, как уходил в трубу вторично писатель Гриша Щукин, но как можно идентифицировать дым? Сия субстанция эфемерна и уходяща, глядишь – попер из трубы мощно, а через секундное время – где он? Найди его в небе! Одним словом, когда говорят о бесповоротной неудаче «все ушло в трубу» – говорят точно.
…Были перепутаны вместилища. Не туда сыпанули. Расперли меня изнутри товаром, а ножки, носящие груз, дали тоненькие, слабенькие. Дыхалка ни к черту, коленочки хрустят, просто никуда не годятся и норовят выскочить круглой своей головочкой из розового гнезда, чтоб мне уж совсем и окончательно сломаться.
«Про что это она? – недоумевает подруга. – Про радикулит? Артрит? С какой такой тяжелой работы? Ведрами воду носит? Или туда-сюда в сырой погреб? Это ж какие у нее могут быть трудности тела?»
– Здрасте! – возмутилась она. – Эту же сволочь надо найти или нет? Ты хоть заметила лицо там, одежду?
Я говорю, что устала, и закрываю глаза.
– Я пойду, – сказала дочь, – скажу, что ты очнулась и в порядке. У меня дела.
Сквозь приоткрытые веки я смотрю ей вслед. Черный плащ и цилиндр я домысливаю.
Когда пришел муж со следователем, я четко ответила:
– Молодой мужчина в черном плаще и шляпе. «Эдакий классический разбойник». – Это я так острю.
Галина Щербакова написала историю тех, кто страстно, как свойственно только русским, рвался в Москву, а потом получал от нее кто колотушки, кто дары, кто признания, а кто и изгнание. В чем-то это судьба самого автора и ее поколения, чьи поиски счастья были подчас так наивны и нерасчетливы.
Как всегда в романах Г. Щербаковой, здесь много любви, потому что – считает автор – без нее мы вообще ничего не стоим.
О чем бы ни писала Щербакова, все ее «истории» воспринимаются очень лично и серьезно. Как будто каждая из них произошла на самом деле: приехала в Москву Маша Передреева за легкими деньгами, а в итоге ребеночка родила, полюбил Ромка одноклассницу Юльку – и вот он, Шекспир! Две враждующих семьи не дают молодым соединиться даже ценой их жизни…
Асе уже передавали этот его монолог слово в слово. Она слушала и про себя отмечала – все точно. Нашел-таки формулу для оправдания своих неудач. Федя-пустыня, а туда же… Федей-пустыней его прозвали, когда он, волею каких-то дурацких обстоятельств еще в институтские времена, возглавил в обкоме комсомола лекторскую группу и стал поучать биологов, физиков и славистов, поправляя всех их с «точки зрения марксизма», пока его энергично не остановили. Вот тогда и пошло это точное – Федя-пустыня.
Хорошие книги о любви никогда не выходят из моды.
Галина Щербакова – прозаик давно известный и любимый уже не одним поколением читателей.
«Кто из вас генерал, девочки?», «Стена», «Причуда жизни. Время Горбачева и до него», «Ей во вред живущая…», «Эмиграция по-русску…» и «Единственная, неповторимая…» – эти повести и рассказы составили новую книгу Щербаковой.
В малой прозе Щербаковой герои встают перед выбором – как перед стеной. Огромной, желтой световой стеной, которую проецирует в супружескую спальню ночная Москва. И нужно решать: прожита жизнь, рядом – когда-то любимый человек, но сегодня тебя раздражает даже его дыхание.
Нужно решать: из прошлого возвращается призрак детского дома, первой любви и ее потери.
Брат как-то странно умер – острая пищевая инфекция в изоляторе. А у меня пошла раскручиваться память. Вот мы, школьницы-девятиклассницы (конец семидесятых), пишем письмо на радио и просим исполнить песни «АВВА». На следующий день – письмо еще не успело быть вынутым из ящика – нас вызывает директор и устраивает нам выволочку. Шестидесятилетие Великого Октября, на пороге – коммунизм, встань на цыпочки и увидишь его свет, а вам какая-то «абаба» нужна? В общем, из этой ерунды сделали «персоналку», потому что вместо того, чтобы склонить головы в виноватости, мы взвизгнули и сказали, что музыку можно слушать ту, которая нравится, и в этом нет ничего плохого для сверкающего на горизонте коммунизма.
– Читать будешь в старости, – учит она меня. – Тут тетки ищут продавщицу на лоток. Они возят – ты торгуешь. Купишь у них со скидкой себе и пальто, и обувь.
Мне страшно от одной этой мысли, хотя возможность безработицы в моем тресте тоже маячит не слабо, но я клянусь ей в полном своем порядке, а она с иронией озирает мои полупустые стены. В эти минуты я ее ненавижу, она это сразу чувствует и уходит, и последний ее взгляд полон самой что ни есть сердечной жалости.
– Да я терпеть не могу эти танцы, – сказала матери.
А дома, между прочим, молодецки вертелась братова компания. Но и у них она мимо глаз. Мать думала: ничего страшного, вот пойдет Люся на работу, войдет в коллектив… Дура ума! Пединститут и школа – последние для замужества места. Как чувствовали, говорили ей: иди в строительный. Так она в ответ: «И что ж мне, робу всю жизнь носить? И каску? Хорошего же вы мне желаете».
Институт тоже прошел мимо судьбы. Пришла работать в школу матери историком. И все. С концами. Три мужика в школе – все женатые. Отправляли летом в дома отдыха, один раз даже в Болгарию. Результатов ноль. Мать фотки рассматривала. Стоит компания. У каждой или почти у каждой девки сбоку мужик. Свой, чужой – неизвестно, но притулился. А их Люсинда всегда одна.
Сын потом окончил Плешку, самое то для нового времени, женился, веселились, как какие-нибудь разгуляй-люди. На паях со сватами купили молодым квартиру. Снова гуляли до положения риз.
И дальше все шло хорошо. Сын преуспевал, муж был нарасхват в случаях всяческих кремлевских полипов с угрожающими наклонностями. Дочь с помощью друзей сдала экзамены в пединститут. Не потому что дура, а потому что она откровенно сказала: ей на фиг не нужно образование. «Ваще». Но мать поймет это потом. Одним словом, ни шатко ни валко училась, как дочь заслуженной учительницы, на бюджетном отделении.