Скачать все книги автора Алла Борисовна Боссарт
«Любовный бред» – известный в психиатрии диагноз. Одна история болезни поразила меня настолько, что, написав рассказ с таким названием, я уже не могла остановиться и стала собирать аномальные истории любви – или сочинять их. Так появился цикл «Любовный бред» – 21 текст о любви абсурдной, странной, порой страшной, иногда смешной или печальной. Любви на перекрестке трех дорог: жизни, смерти и безумия.
Автор
Алла Боссарт – известный прозаик, эссеист. Истории, рассказанные ею в новой книге, – криминальные, коммунальные, инфернальные – о любви как роде недуга, который поражает всех: молодых и старых, красавиц и инвалидов, бомжей и олигархов, священников и мелких бесов… Еще вчера успешный человек вдруг оказывается на самом дне; женщина уже купила подвенечное платье, но… избранник даже не догадывается о ее существовании; молодой муж вдруг обнаружил себя отнюдь не в собственном доме… Одним словом, любовный бред!
Котэ закончил физфак университета и по-прежнему играл в футбол. Тетя Натэла умерла от рака, дождавшись первой внучки, названной в ее честь. Родители Котэ на невестку буквально молились, но бедный Гога своим одутловатым лицом, голубиным бормотанием и неряшливым обжорством доводил новую «маму» до истерики. В этой связи квартирку тети Натэлы продали и купили маленький домик между Тбилиси и Мцхета, недалеко от церкви. На радостях родители отдали Котэ свою «пятерку».
Ох, как уж она мела хвостом, едва завидев свою любовь! Незамечаемая, кралась по пятам, чтобы сесть рядом в аудитории или в метро. Провожала до дому – сначала плетясь сзади шагах в десяти, постепенно же сокращая дистанцию, и, в конце концов, обмирая от собственной бравости, ухватила долговязого неотразимчика под руку – на уровне своего плеча.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
В этой связи он не рассматривал «Мурзилку» с ее зубками набекрень и печальными, словно у таксы, глазами как девочку. Верочка являлась для него тем, что ленивый ценит пуще всего: привычкой. То есть, как сказал А. С. Пушкин, заменой счастию. Впрочем, если по любому поводу ссылаться на Пушкина, можно вообще ничего не делать для приобретения личного опыта и попасть, наконец, впросак. Что же касается конкретно привычки, то и без Пушкина нетрудно сообразить: чем сильнее власть этой самой замены, тем невыносимее отказ от нее, или, как выражаются в быту, – завязка. Взять элементарное курение или то же пьянство, не говоря о чем покруче. У завязавших наступает абстинентный синдром, но это не обязательно запоминать, потому что всем известно другое понятное и хорошее слово – ломка.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
– Вы певица?
– Была певица. И танцевала! – блеклые глаза дамы блеснули. – Верите, била степ с гармошкой-концертино. Харьковская музкомедия…
– Да что вы? – удивился Сальери. – Не опера?
– Ну какая опера… – дама засмеялась. – Опера! Одни мечты… А вы тоже музыкант?
Старик задумался.
– Ну… как сказать… Имел отношение. А можно спросить… ваше, так сказать, имя?
– Ариадна… Собственно, просто Ида. – Дама развела руками. – По сцене – Ариадна Соловей. А так – Ида Зиновьевна. Будем знакомы, – протянула маленькую лапку ладошкой вниз.
На мехмат Миша не прошел по инвалидности, как говорится, пятого пункта. И Маша тогда забрала свои документы (из двадцати проходных она набрала небывалые 21 балл, так как комиссия, сраженная грациозным блеском ответа, влепила ей шестерку по устной математике). Миша тогда заплакал, потому что так его еще никто не любил. Даже бабушка.
Обе профессорские семьи – математическая Мишина и медицинская Машина – сделали все, чтобы отмазать мальчика от армии. Но, имея на руках драгоценную справку о непроверяемой сезонной эпилепсии, Миша постеснялся ее предъявить и загремел по полной – в погранвойска на Дальний Восток. Как ни странно, невзирая ни на пузо, ни на лысину, ни, что противоестественно, на прискорбную национальность, Мишу в полку, можно сказать, любили – как любили везде. Даже деды мучили первое время так, для проформы, без души и сердца. Даже старшина Буртяк применял к нему издевательства общего, а не индивидуального характера, как можно было с полным основанием ожидать. Простые армейские сердца Мишка завоевал, своим незлобивым весельем, а также беспримерными познаниями о китайцах. Вот эти косоглазые через речку – на поверку-то оказывались потрясающим народом: мужчины их не отличались от женщин, и с ними можно было спать как с женщинами, а пытки были такие диковинные и страшные, даже Буртяку такое не снилось, и только недавно умер последний император, который перед смертью работал дворником, а очки они носили и писали на бумаге, когда предки Буртяка еще оправлялись у входа в пещеру и матерились знаками и невнятным рычанием.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
Баба оглянулась на семейство Цветковых и прошипела:
– Чего несешь, дура! Моя дочечка, кровинка. Вот и люди скажут. – Она вдруг поклонилась пухлой Фаине в пояс и пропела: – А вот сделай милость, тетенька, как есть сама мать, глаз у тебя верный. Моя ль дочка? Что сердце говорит?
– Послушайте, гражданка, прекратите психовать, – вступился Дантон.
Фаина дернула мужа за рукав: «Не спорь, больная ж на всю голову…» И с улыбкой закивала:
– Именно что! – удивлен Федор такой точностью мировосприятия: он и сам примерно так думает.
Подвинулся, чтоб женщине удобней было на узкой лавочке, но та не шелохнется, так на краешке и торчит, подобно гвоздю. Федя спрашивает с интересом:
– А у вас кто здесь лежит?
Но женщина только дышит носом и грустно улыбается. И вдруг:
– А вы бы, мужчина, приходили ко мне ночевать.
Федор аж подавился водкой.
– В каком… смысле?
– А, Жек? – утерся самурай. – У нас в деревне речка чи-истая, рыбы – во! Раки во такие, с кошку ростом, охренеешь.
– Это где ж у тебя деревня-то, Хератин? – скептически не поверил Женя. – Что-то не слыхали.
– А под Тагилом! – неожиданно похвастал Ленька.
– Под каким еще Тагилом?
– Под каким… Под Нижним. Не слыхал?
– Слыхал, почему, – усмехнулся Волынкин. – Заводы там и шахты. Месторождения. Передохла твоя рыба, а раки, небось, мутировали в звероящеров, жрут всякую падаль…
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
Бабка вздохнула, но рассудила, что Мития и безбожником, как есть, будет Рамиле и за мужа, и за отца.
Почти так и вышло. Только мужем Дмитрий Андреевич был Рамиле недолго. Первые месяцы маленькая мусульманка покорно ложилась подле хозяина и, крепко зажмурившись, принимала его долгие ласки, хотя крепкие бедрышки, как бы помимо воли, сжимались туго, аж до скрипа, разомкнувшись лишь раз, и бедный Дмитрий Андреевич понял, что глухой стон, почти рычание, девочки-жены был голосом не радости и никакого там не блаженства, а лишь боли и отвращения. Не захотел ехать в Чуфут-Кале, получай теперь, усмехнулся про себя неверный Митя. Больше он не мучил свое «татарское иго», только осторожно баюкал по ночам, благодарный, что это теплое, и пряное, и юное, и золотое – позволяет держать себя в объятиях – ему, слабому щербатому старику.
Толик – интеллигентный мужчина, тридцати девяти лет, холостой – попал в инфекционную больницу. Казалось бы, событие неприятное, но обыденное. Однако ждали Толика там события ужасные, в той же мере великие…
Фирменный горько-соленый гротеск Аллы Боссарт – известного журналиста и прозаика – вылился в реализм такой силы и точности, что у читателя волосы встанут дыбом.
«Барабанные палочки» – так называлась в старой игре лото цифра 11. Так называется одна из 11 повестей нового сборника Аллы Боссарт – история о магии чисел и, конечно, о любви и смерти. Каждая из повестей, даже тех, что выходят за рамки реальности, населена персонажами, которых мы встречаем в жизни на каждом шагу. Но кто бы они ни были – бомжи, художники, деревенские старухи, подростки, бизнесмены, даже собаки и коты – это полнокровные люди с уникальными характерами, которые всегда могут рассчитывать на любовь и жалость автора. Как во всех произведениях писателя, здесь неразрывно слиты юмор и драма, фарс и трагедия. Это оптика, которой вооружена Алла Боссарт, что бы она ни писала: публицистику, прозу или стихи.