Скачать книги жанра Советская литература
«…И как-то Мишель пришел к ней опять вечером. Пришел… и оторопел: на диване, где он вчера еще вольно полулежал, весьма тоже вольно полулежал здоровый бугай в немыслимой рубашке, сытый, даже какой-то светлый от сытости.
– Здравствуйте, – сказал Мишель. Он постарался сказать спокойно, но сердце у него заболело. А дальше он и вовсе ошалел: Кэт была в халатике, он сразу этого не заметил. Но ведь это при нем она ходила в халатике, почему же еще при ком-то? Что это?
Бугай в цветастой рубашке сел на диване и несколько насмешливо, несколько снисходительно смотрел на длинного опрятного кандидата.
– Знакомьтесь, – спокойно, медленно сказала Кэт, – Серж, я тебе говорила…
Серж кивнул…»
«На межрайонном совещании председателей колхозов и директоров совхозов Николай Алексеевич Аксенов, председатель колхоза „Пламя коммунизма“, – Аксеныч, как его попросту называли, – выдал такую огневую речь, что сам потом удивился.
Он то гремел с трибуны, подвергая беспощадной критике недостатки в своем колхозе, то, указывая прокуренным пальцем на аудиторию, тихо и строго предупреждал: "Но учтите, дорогие товарищи, мы все это исправим. Исправим". Под конец, правда, он дал маху: забыл в пылу выступления, что кукурузу называют "королевой полей", и назвал ее "русской красавицей". В зале засмеялись и долго хлопали Аксенову…»
«До сих пор не представляю – кому пришла в голову гениальная мысль послать меня в Африку. Кто-то, видимо, очень хотел мне удружить. A заодно избавиться от меня года на два. Думаю, что это был Лисоцкий. Мы с ним с некоторых пор находились в натянутых отношениях.
Когда вас посылают в Африку, это делается специальным образом. Это ничуть не похоже на обычную командировку. Ритуал значительно богаче и сложней. Все начинается со слухов…»
«Генка встретил меня на улице и говорит:
– Хочешь со штатницей переписываться? У меня адрес есть…
И дал мне этот адрес. Калифорния, номера какие-то и фамилия штатницы. То есть все наоборот: сначала имя и фамилия, потом номера, Калифорния и только в конце – Ю-Эс-Эй. Соединенные Штаты. Это потому, что у них главное – личность»
«Когда закончилась процедура конфирмации, Том вместе с учителем Коллом пропустил новоиспеченных биокиберов через тестовые камеры, а затем проводил стратобот, на котором весь выводок направлялся в учебный центр.
Вернувшись в отделение. Том присел к пульту, вынул журнал регистрации и не спеша стал приводить в порядок записи. Он не сразу поймал себя на том, что прислушивается к голосам, доносившимся из соседнего отделения…»
«Тетива» продолжает линию теоретических работ Шкловского, начатых его первой книгой «Воскрешение слова» (1914). Книга написана в том же жанре, сочетающем теоретическое обобщение с историко-литературным исследованием и художественным повествованием.
«…Книга В. Шкловского «Тетива» – не просто новая книга по теории литературы, но и человеческий документ, рассказ об открытиях и сомнениях, о поражениях и победах и о новом стремлении вперед. Это книга о поисках и прозрениях одного из старейших советских писателей, душа которого еще молода» («Вопросы литературы», 1971, № 7, с. 182)
«Фамилия его была Выползков, но в этой большой, растянувшейся вдоль дороги белорусской деревне, где он обосновался после войны, его называли Выползком. Тем более что обычно он откликался и на это прозвище, хотя и делал это не без раздражения, а то и с криком, нередко сдобренным злым матом. Но людям было безразлично, как он откликался – за войну люди привыкли к мату и крику – своих, полицаев, немцев и партизан тоже. Привыкли люди, привыкла скотина, особенно лошади. Иная не тронется с места, пока ее не обложат матюгом, в котором одинаково преуспели старые и молодые, мужики и бабы. Не говоря уже о начальстве…»
«…Отношение казачества к десанту Врангеля было все-таки не таким, какого ожидал сам Врангель. Он полагал, что все казачество Кубани подымется разом и поможет ему сокрушить большевиков. В надежде на это он с десантом Улагая выслал сюда совершенно готовые штабы полков, бригад и дивизий, выслал обмундирование, военное снаряжение, вооружение и огнеприпасы. Он усиленно раздувал сведения о том, что его части уже подошли к самому Екатеринодару и оцепили всю область. Но казачество держалось пассивно и выжидательно, к Врангелю убежали и присоединялись по станицам только отдельные лица или небольшие группы…»
«…За перевалом идут красноармейцы – разутые, раздетые, без штыков, без патронов. Им нечем отбиваться от своры палачей, горами и ущельями отходят они на юг, где можно добраться до своих. Голодно. Хлеба нет. Уже давно они едят только желуди да кислицу… Лошадиные трупы усеяли путь – коням тоже нечем питаться: бесплодны и холодны горные скалы. То здесь, то там остается телега – ее некому везти. И у каждой телеги драма…»
«…В это время стоявшие под Сахарной казаки надумали осуществить свой дьявольский план. Они видели, что дальше к Каспию открываются голые степи, что удерживаться будет чем дальше, тем трудней – там мало хлеба, мало лугов, трудно добывать питьевую воду. Уж если действовать, так действовать только теперь. И они решились
«…Основной тенденцией нашего исторического периода является борьба с неправдами старого мира.
В это понятие борьбы вмещается необъятное содержание, которое и должно послужить источником художественного творчества. Эта центральная тенденция эпохи – борьба – должна пронизывать все художественные произведения; только тогда они могут иметь какую-либо ценность как произведения общественно-необходимые и только тогда они будут представлять собою не балагурство и самоуслаждение, а поистине ценные и общественно полезные произведения…»
«Вчера я был в Ипатьевском монастыре, и монах Илларион, последний из обитающих здесь монахов, показывал мне дом бояр Романовых.
Московские люди пришли сюда в 1613 году просить на царство Михаила Федоровича.
Я увидел истоптанный угол, где молилась инокиня Марфа, мать царя, сумрачную ее опочивальню и вышку, откуда она смотрела гоньбу волков в костромских лесах…»
«Первое дело я имел с Беней Криком, второе – с Любкой Шнейвейс. Можете вы понять такие слова? Во вкус этих слов можете вы войти? На этом пути смерти недоставало Сережки Уточкина. Я не встретил его на этот раз, и поэтому я жив. Как медный памятник стоит он над городом, он – Уточкин, рыжий и сероглазый. Все люди должны будут пробежать между его медных ног…»