Скачать книги жанра Культура и искусство
«…Перевод курса Вебера, весьма добросовестно сделанный гг. Коршами, составляет очень полезное приобретение в русской исторической литературе, и мы спешим обратить на него внимание читателей… Можно надеяться, что книга эта будет иметь успех: у нас так многие нуждаются в порядочном учебнике, что с радостью готовы схватиться за все мало-мальски порядочное. Тем успешнее должно разойтись хорошее руководство…»
Под «последними подвигами на Кавказе» Добролюбов имеет в виду взятие 25 ноября 1859 года русскими войсками аула Гуниб и пленение предводителя горцев Шамиля. Эти события не завершили так называемые «кавказские войны», начавшиеся еще в конце XVI века и окончившиеся в 1864 году, но предрешили их исход, что правильно понял Добролюбов. Вопреки всему тому, что писалось в то время как в реакционной, так и в либеральной прессе, Добролюбов утверждал, что «любуясь на Шамиля», разъезжавшего под конвоем по русским городам и сменившего аул Гуниб на город Калугу, не следует обольщаться и придавать серьезное значение «словам, беспрерывно раздающимся в обществе: “война на Кавказе кончена”»
«Пробежав эту малую книжечку, чувствуешь все же удовлетворение: сквозь техническое неумение, как трава, пробиваются пульсы самовольного капризного ритма; и сквозь рои слов, заимствованных из брошюр абстрактных, как сквозь скорлупу, проступают ищущие своего выражений образы; мироощущение пролетария выявляется и в играх ритма, и в самом способе воспринимать природу и город…»
В томе I журнала «Современное обозрение» (1868, февраль) было опубликовано «Письмо гг. Ю. Жуковского и А. Пыпина», в котором авторы, в сущности, отмежевывались от «Отечественных записок», заявляя, что их письмо «имеет еще в виду предупреждение различных слухов касательно их отношений к другим журналам». В марте того же года появилась их брошюра-памфлет «Материалы для характеристики современной русской литературы…», полная пасквильных выпадов против Некрасова, Елисеева, Слепцова. Салтыков прямо в ней не назывался, но весьма прозрачные намеки на него встречались в брошюре многократно. Статья Салтыкова – вынужденное объяснение редакции «Отечественных записок» с авторами «Материалов», отпор инсинуациям Антоновича и Жуковского.
«Воспроизводя действительность, художник-реалист сначала работает над самыми общими чертами ее, потом он становится фотографом действительности. Его зрение развивается. Он не довольствуется уже поверхностной рисовкой явления. Вслед за определенным и длительным он останавливается на неопределенном, мимолетном, из которого слагается всякая определенность и длительность. Он воспроизводит тогда ткань мгновения. Оторванный момент становится целью воспроизведения. Жизнь в таком изображении – тонкая, кружевная работа, почти сквозная. Сам по себе взятый момент жизни при углублении в него становится дверью в бесконечность…»
«Книгоиздательство «Мусагет» выпустило недавно третью и последнюю книгу стихов Александра Блока. Шестнадцатилетие поэтических переживаний и дум налицо (все три книги стихов обнимают период от 1898 до 1914 г.). В продолжение 16 лет мы следили внимательно за этапами развития поэзии Александра Блока. И касаясь поэзии этой теперь, не хотелось бы мне отдаваться эмоциям…»
«Въ Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія за минувшій Мартъ напечатанъ сокращенный переводъ статьи «О состояніи первоначальнаго обученія въ Китаѣ», но между прочимъ помѣщены сужденія и о другихъ предметахъ, имѣющихъ связь съ содержаніемъ сей статьи. Въ Русскихъ литературныхъ журналахъ и газетахъ изрѣдка встрѣчаются статейки относящіяся къ Китаю, но та, о которой я говорю, выходитъ изъ круга обыкновенныхъ статей. Она замѣчательна по своей дѣльности въ отношеніи къ содержанію и къ переводу…»
Произведение дается в дореформенном алфавите.
«В прошлом году издан в Париже французский перевод Путешествия г. Тимковского в Китай через Монголию – с поправками и замечаниями г. Клапрота, члена Азиатского Парижского общества. Естественно, что такой оборот должен произвести на читателей впечатление, невыгодное для русского подлинника, и расположить их в пользу французского перевода, тем паче, что издатели самонадеянно и торжественно уверяют всех в превосходстве своего произведения перед подлинником…»
«Пастух Даурец, сочинитель шести сцен Онокского пастуха, помещенных в Москвитянине, просит читателей прояснить ему, почему Шилька, по соединению с Агунию, получила название Амура? По получении удовлетворительного прояснения он обещается окончить свое заключение к шести сценам Онокского пастуха. Редактор „Москвитянина“, принявший его статью, в свою очередь требует от читателей несколько более…»
«Думая о школьных понятиях современной литературы, я представляю себе большую равнину, на которую накинут, как покрывало, низко спустившийся, тяжелый небесный свод. Там и сям на равнине торчат сухие деревья, которые бессильно приподнимают священную ткань неба, заставляют ее холмиться, а местами даже прорывают ее, – и тогда уже предстают во всей своей тощей, неживой наготе…»
«Лермонтов – писатель, которому не посчастливилось ни в количестве монографий, ни в истинной любви потомства: исследователи немножко дичатся Лермонтова, он многим не по зубам; для „большой публики“ Лермонтов долгое время был (отчасти и есть) только крутящим усы армейским слагателем страстных романсов. „Свинец в груди и жажда мести“ принимались как девиз плохенького бретерства и „армейщины“ дурного тона. На это есть свои глубокие причины, и одна из них в том, что Лермонтов, рассматриваемый сквозь известные очки, почти весь может быть понят именно так, не иначе. С этой точки зрения Лермонтов подобен гадательной книге или упоению карточной игры; он может быть принят как праздное, убивающее душу „суеверие“ или такой же праздный и засасывающий, как „среда“, „большой шлем“…»
«На доклад мой, озаглавленный «Народ и интеллигенция», было сделано очень много возражений, устных и печатных. То, о чем я буду говорить сегодня, представляет развитие все той же темы.
Защищать себя от упреков я не хочу, но защищать свою тему буду. Если у самого меня действительно не хватило голоса (как сказал Д. С. Мережковский), то тема моя, я в этом уверен, рано или поздно, погасит все докучные партийные и личные споры…»
«Ужасно коротка наша память. Живем со связанными руками и ногами, и скромнейшие из наших начинаний сплошь и рядом кончаются неуспехом. Все „вьется да вертится“ вокруг Недотыкомки, „истомила присядкою зыбкою“. Оттого пустеет душа и пустеет память…»
«Арена, где сходятся современные борцы, с часу на час становится вещественней и реальней. Внутренняя борьба повсюду выплескивается наружу. Индивидуализм переживает кризис. Мы видим лица, все еще пугливые и обособленные, но на них уже написано страстное желание найти на чужих лицах ответ, слиться с другою душой, не теряя ни единого кристалла своей. Все мы оживаем, приветствуем свою обновляющуюся плоть и свой пробуждающийся лик»
«Во все времена человеческой жизни, с тех пор как люди себя помнят, были войны. Войны, с тех пор как существуют государства, начинались правительствами, а кончались – борьбой сословий; бедные принимались бороться с богатыми. Богатые противились и не хотели уступать. Тогда начинались народные движения; более долгие и более мирные движения называются реформациями, а более короткие и более кровавые – революциями…»
«Нас, русских, довольно часто и в некоторых отношениях правильно сравнивают с итальянцами. Один умный немец, историк культуры прошлого столетия, говорит об Италии начала XIX века: „Небольшое число вполне развитых писателей чувствовало унижение своей нации и не могло ничем противодействовать ему, потому что массы стояли слишком низко в нравственном отношении, чтобы поддерживать их“…»