Крещенский лед

«Мы смотрели на желтое море и ждали, когда принесут еду. Ресторан располагался на террасе над пляжем. Город, выстроенный русскими колонизаторами, громоздился выше, изо всех сил делая вид, будто не замечает, что стоит у моря. Пляж, втиснутый между рестораном и портом, оказался невелик, остальная прибрежная полоса была пустынной, и только груды мусора украшали ее. Город отворачивался от желтых волн, устремляясь в горы. Давным-давно русские завоеватели согнали оттуда предков нынешних горожан, распределили их тут, в долине, в обустроенные дома на прямых длинных улицах. Захламленные набережные, разномастные пристройки, до неузнаваемости залепившие регулярные фасады, сообщали об ослаблении русской хватки и сползании аборигенов в привычную кособокую среду с глухими стенами, закупоренными дворами, с недоверием, враждой, а главное – со страхом перед бескрайним пространством моря…»

«– Я беременна! Слышишь?! Я беременна!

Разбудила, прыгнула в постель, тормошит:

– Две полоски! Я беременна!

Он трет глаза. Фокусируется. Две красные полоски. Как на австрийском флаге. Или двоится спросонья? В самом деле – две. Целует ее бархатный нос, щеки, лоб, колющие ресницами глаза, мягкие белые волосы…»

«– Что пишешь? – спросила жена.

– Рассказ про русскую женщину.

– То есть про меня?

– Пока думаю.

– А чего думать, ты разве знаешь хоть одну русскую женщину, кроме меня?

Я взвесил этот неожиданный тезис и тотчас пришел к выводу, что в словах жены содержится сущая правда, кроме нее, я не знаю ни одной русской женщины. Ну, то есть кто-то на ум приходит из далекого прошлого, но воспоминания туманны…»

«Она всех достала своими звонками. Давайте встретимся, давайте встретимся. А всем неохота. Зачем встречаться? Скука. Спросите, неужели не было светлых моментов? Были. Помню, в цирк ходили, всем классом. Потому и согласился. А еще из жалости, уж очень она настаивала. Теперь сидим втроем: я, она и первая страхолюдина класса. Остальные под разными предлогами слились. Или просто мобильники отключили. Я тоже у своего звук вырубил, чтоб жена не доставала. Не люблю, если жена выясняет, где я. Какой-то детский сад получается. Я же просто с одноклассниками пошел повидаться, ничего запрещенного…»

Когда-то он снимал комнату у одинокой дамы преклонного возраста. Она привязалась к нему, начала наряжаться, подарила фотоаппарат, а вскоре принялась настаивать на близости. Он хотел сбежать, но, поддавшись её мольбам, остался. Стали друзьями. А потом он влюбился в девушку…

Прошли годы, он отчетливо помнит имя старухи – от её участия пришёл успех в его карьеру. Но не может вспомнить имени некогда любимой – с ней из его жизни ушло счастье.

В рассказе «Как же её звали?..», как и в других рассказах новой книги А. Снегирёва, вы не найдёте героев и негодяев, хороших и плохих, обличений и вердиктов. Случайное здесь становится роковым, временное – вечным, и повсюду царит пронзительное чувство драмы жизни и беззащитности любви.

«– Убийственная красота. – Патрикей любуется на себя в зеркало. Нижние его конечности обтянуты красными лосинами, заправленными в сапожки. Остальное тельце голенькое, бледный животик пульсирует, сосочки трепетно морщатся. На голове фальшивыми камушками поблескивает корона. Позу он принял балетную, добавив к ней непонятно где подсмотренный, боюсь, врожденный, вульгарный изгиб. – Ну? – снисходит до меня Патрикей, отставив ручку с пластмассовым перстеньком на безымянном…»

«Если б мой сын стал таким, я бы его не осуждал. Но я бы каждый день думал, где я ошибся.

Мы с братом разные. Триста шестьдесят пять дней пятнадцать раз подряд, плюс два с половиной месяца, плюс четверо суток високосных надбавок. Этот срок разделяет мгновения, когда нашей матери взбрело подарить миру новую жизнь.

Будь я педантом, уточнил бы, что первый раз она скорее всего была пьяна, иначе бы не вела себя столь беспечно с черномазым. Да и в моем случае, полагаю, без бутылочки не обошлось. А вопрос наш решался месяце на втором-третьем, и вылупились мы скорее благодаря материнскому страху перед врачами, чем чадолюбию…»

«– Это Степан? – каркнул из трубки незнакомый старик.

Домашним телефоном Миша не пользуется. Раньше звонили материны знакомые, коллеги. Выражали соболезнования.

О смерти матери не знавшие удивлялись, как это так, такая еще молодая, что же случилось, плохие врачи, вот у меня врач хороший, на ноги поставил. Миша от звонков этих устал, устал от удивления малознакомых людей, удивления, за которым поблескивала радость превосходства: они-то живы. Многие любопытничали, выспрашивали подробности болезни и очень разочаровывались, узнав, что болезни никакой не было. Не было страданий, паралича, ложных надежд, знахарей-шарлатанов, вонючих простыней, пролежней. Сосуд лопнул. И все. Интересующихся Мише еще на похоронах хватило, один ее сослуживец все в гроб заглядывал – проверял, хороша ли коллега в своем последнем макияже. Однажды Миша перестал поднимать трубку, и звонки сами собой прекратились. На этот раз звонок разбудил его, он долго ворочался и прятался под одеяло, собрался было выдернуть шнур или поднять трубку и сразу же положить, но сдался, приложил трубку к уху…»

«Иерусалим. Святые места. Впервые здесь. Сняли комнату у глухого старика. Когда договаривался с ним по телефону, жена спросила, чего я так ору. Ору, потому что он каждое слово переспрашивал.

Приехали. Еврейская часть Старого города. Дом вроде нашли, но никак не поймем, где дверь. Вокруг все такое древнее. Зато отделение полиции сразу видно. Здоровяки в синем, увешанные стрелковым оружием и переговорными устройствами…»

«Выполняя свои прямые обязанности, она везла лауреата на вокзал. Накануне он выступил с докладом, а сегодня торопился дальше – премию ему вручили всего три месяца назад, и спрос на него был еще высок.

Она выбрала красивую дорогу, через центр, решив, по обыкновению жительницы маленького городка, что провинциальная парадность забитых грязными автомобилями улиц для гостя интереснее запущенных объездных переулков. Она даже устроила небольшую экскурсию: здесь она в хорошую погоду совершает пробежку, в этом здании расположен ее университет, вон рынок, на котором она покупает творог у знакомой старушки. Старушка такая славная, и творог чудесный. От проверенной коровы. А на этой улице живет ее бабушка, бывшая переводчица секретного оборонного предприятия…»

«Выхожу из ресторана и слышу: „Твоя кровь нужна детям!“

Какое этому латиносу дело до моей крови?..»

«Когда мне исполнилось семнадцать, подвернулась подработка в соседнем доме – надо было встречать из школы второклассника, отводить домой, кормить и помогать с уроками. График университетской учебы позволял, деньги были очень кстати – родители едва сводили концы с концами, я сидел без гроша. Не раздумывая, я позвонил по указанному телефону и предложил свои услуги. После короткого телефонного разговора с дамой, представившейся матерью второклассника, я был одобрен без всякой очной ставки и уже на следующий день приступил к выполнению обязанностей…»

В центре повествования – судьба Веры, типичная для большинства российских женщин, пытающихся найти свое счастье среди измельчавшего мужского племени. Избранники ее – один другого хуже. А потребность стать матерью сильнее с каждым днем. Может ли не сломаться Вера под натиском жестоких обстоятельств? Может ли выжить Красота в агрессивной среде? Как сложится судьба Веры и есть ли вообще в России место женщине по имени Вера?.. Роман-метафора А. Снегирёва ставит перед нами актуальные вопросы.

«Юноша и девушка, едва перешагнув пубертатный возраст, полюбили друг друга. На девушке это соответствующим образом сказалось – она понесла и родила ребенка-дауна. Влюбленные в ужасе – психическая травма, истерика, раздор. От ребенка они отказываются – никто не согласен жертвовать своей молодой, ничем не примечательной, но все-таки единственной жизнью ради безнадежно больного отпрыска. В результате родители юноши берут внука-дауна на воспитание. …Главное же, что происходит и захватывает читателя в книге, – процесс очеловечивания главного героя через общение с капризным, обидчивым, неполноценным и, в общем-то, нечеловеческим (но при этом все-таки родным) существом Ваней. И Ваня при этом тоже очеловечивается. Очеловечивается, не меняясь, – метаморфозу претерпевает не персонаж, а отношение к нему читателя, в чьем сознании автор производит явственный сдвиг. …Роман сильный. Очень сильный».

П. Крусанов

«Сметану мать скрывала. Годы были голодные, сметана доставалась не всем. Им доставалась. Продуктовые заказы отца-генерала. Из-за этой сметаны и других, заурядных для сегодняшнего едока, но редких и недоступных для тех лет гастрономических радостей ему не позволяли звать в дом одноклассников.

Мать, единственная дочь мелкого раскулаченного торгаша, от которого к тому времени осталась только выцветающая фамилия-вывеска, намалеванная на стене дома, где до революции была лавка, а потом в мелко разгороженных комнатках пьянствовала, дралась и неразборчиво плодилась деревенская голытьба, мать, нашедшая себе идеологически верного мужа, знала цену маскировке…»

«У нас будет ребёнок!». Эти несколько слов навсегда меняют наше существование. Новая жизнь, новая радость, новая любовь, долгожданное счастье. Сколько мужчин, услышав эти слова от своей женщины, начинают чувствовать себя счастливыми – и для скольких они звучат точно гром среди ясного неба, перечёркивая перспективы и ломая планы… Ожидание ребёнка, опасения за его здоровье и судьбу, мечты и надежды, материальные и матримониальные проблемы, – обо всём об этом читайте в рассказах современных писателей.

«– Лишнего пригласительного не найдется? – бросился наперерез старик в кроличьей шапке.

– У меня только один.

Старик покорно отступил. Припорошенный, перед тяжелыми бронзовыми дверьми, асфальт чернел следами обуви. Я потянул створку, прошел. Так деловито, не теряя достоинства, не глазея по сторонам, торопятся те, у кого есть именной пригласительный. Швейцары, увидев плотную тисненую бумажку, расступились…»

«Проснулся на полу в белом пиджаке. На щеке текинский узор ковра. Сверху нависает хрустальный осветительный шедевр, результат бабушкиной потребительской активности – громадная чешская люстра.

Пока я собирался с силами, чтобы встать и выпить стакан воды, эти килограммы остановившегося блеска пробудили воспоминания.

Почти двадцать лет назад я работал курьером в известном на весь мир журнале, который вместе с победой консюмеризма появился и в России. От двух до трех сотен страниц толстой бумаги лоснились моднейшими нарядами, драгоценными камнями и металлами, роскошными автомобилями, курортными виллами, белыми снегами и синими морями…»

«…Деревья, кустарник, хрустящие дорожки. Сюда сосланы властелины прошлых государств и ведомств. Подвиги и злодейства остались позади, за поворотом века, а памятники, словно заблудившихся склеротиков, собрали по городу и свезли на траву под кроны. Наркомы, маршалы, несгибаемые солдаты забытых фронтов, гранитные, бетонные, отлитые из цветно-металлических сплавов, лишенные площадей, постаментов, некоторые вовсе позорно уложенные в траву. Каждого можно облапать и на коленки присесть для прикольной фотки. А старички только рады. Высовываются из зарослей, выглядывают из-за кустов. Превратились в лесных духов, сатиров и вакхов, во всю ту нечисть, которая населяет леса, парки и водоемы…»

«Мы стали неразлучны. Как-то ночью я провожал ее. Мы ласкались, сидя на ограде возле могилы. Вдруг ее тело обмякло, и она упала в кусты ярких осенних цветов, высаженных рядом с надгробием. Не в силах удержать ее, я повалился сверху, успев защитить ее голову от удара. Когда до меня дошло, что она потеряла сознание, то не придумал ничего лучшего, чем ударить ее по щеке и тотчас поцеловать. Во мне заговорили знания, почерпнутые из фильмов и детских сказок, когда шлепки по лицу и поцелуи поднимают с одра. Я впервые бил женщину, бил, чередуя удары с поцелуями». В новых и написанных ранее рассказах Александра Снегирёва жизнь то бьет, то целует, бьет и целует героев. Бить и целовать – блестящая метафора жизни, открытая Снегирёвым.

Когда безвыходная ситуация, ангел-хранитель подскажет, как правильно поступить, нужно только верить. Маша попадает во временную петлю, чтобы спасти брата. В этом ей помогает ангел. Кто он? Падший ангел или ангел-хранитель? Книга содержит нецензурную брань.

Это книга, которую можно перечитывать бесконечно и каждый раз обнаруживать в сюжете что-то новое. Чувствовать вкус моря, видеть мистических котов и неоновые ночи, обжигающие ментоловой прохладой. Оказаться в средневековом городе с узкими улочками. Слышать запах сливочного ленинградского мороженного из детства. Перемещаться в разные миры: по тропинкам, по волнам, по облакам, сквозь время.Это книга, говорящая на всех языках мира, наполненная ожиданием приближающегося чуда. Книга содержит нецензурную брань.

Молодость в Питере с друзьями-неформалам и – это самый крутой замес по жизни, который можно только придумать!.. Рано или поздно из нее уходят драйв, адреналин, трэш и угар. Появляется стабильность, порядок в голове, и понимаешь, что подсознательно к этому и стремился… Но молодость – она неуправляема, как малый пацан без присмотра, – ей надо схватиться за горячую сковороду, лизнуть на морозе железяку, сунуть гвозди в розетку, чтобы познать опасные границы этого, хрен, «лучшего из миров»… чтобы потом с ностальгией вспоминать боль, трэш и угар, к которым не должно быть возврата. И только друзья – близкие и далекие, живые и ушедшие – всегда остаются с тобой!

Настоящее время. В военном конфликте погибает муж Веры, с которым та прожила в браке больше десяти лет. Будучи женщиной пугливой и нерешительной, выросшей под давлением деспотичной матери, Вера замыкается в себе и невыносимо страдает от скорби и тоски по родному человеку, всё больше и больше отдаляясь от людей.В качестве компенсации вдова получает крупные страховые выплаты, ставшие камнем преткновения между пострадавшей и её родственниками. Вместо поддержки и сочувствия женщина сталкивается с завистью, жадностью и неприкрытой злобой. И вот уже не понятно, кто друг, а кто враг. Где близкие, а где предатели. Перед вдовой встаёт дилеммой жестокий жизненный урок: выбрать себя или позволить другим и дальше управлять её выборами. Сможет ли робкая, покорная Вера наконец научиться быть независимой от посторонних и обрести внутреннюю опору, когда вокруг больше не осталось тех, кому можно доверять, на кого стоит полагаться?

В мире, где каждый из нас стремится к пониманию и самовыражению, сборник «25 оттенков личного» предлагает уникальное путешествие через мозаику человеческих эмоций и опыта. Собранные в одном томе произведения современных писателей прозы и поэзии оживляют всю палитру чувств, от самых тонких нюансов грусти до ярких всплесков радости, погружая читателя в глубокий внутренний мир каждого автора.

Сборник призван вдохновить, утешить и мотивировать читателей к глубокому самопознанию и эмоциональному обогащению. Подарите себе и близким возможность прожить настоящие эмоции, открывая страницу за страницей, и позвольте этому сборнику стать источником вдохновения, открывающим двери в мир ваших собственных «25 оттенков личного».

Сборник стихов содержит лирические размышления автора о важных духовных составляющих человеческой жизни.

В своей книге «Дневник побочных действий жизни» Елена Сомова взглядом писателя-современника охватывает нестандартные моменты бытия и проводит черту несоответствий с тем, как происходит становление современного общества и с тем, как должно быть в мире цивилизованных людей.В книге имеются фотографии с выставки Елены Сомовой в Штутгарте, устроенной ее друзьями в 2015 г.

Автор описывает возможный сценарий развития кинематографа в России. Это один из возможных сценариев развития, и он самый оптимальный.

«Признание» – это сборник поэзии и прозы, объединяющий голоса современных авторов в единое литературное полотно, окутанное аурой искренности и откровенности. В этом издании читатель найдёт себя между строк, стихов и абзацев, которые то ласкают душу, то заставляют сердце биться в унисон с героями произведений.

С каждой страницей «Признание» открывает перед нами мир чувств и переживаний, деликатно переплетающихся с живописными пейзажами и уникальными сюжетами. Авторы сборника смело исследуют глубины человеческой души, приглашая читателей к размышлениям о любви, страхе, радости и горести, которые являются неотъемлемой частью нашего бытия.

Поэзия, как дыхание вечера, наполнена нюансами и образами, которые оставляют неизгладимое впечатление в душе, а прозаические произведения поражают своей многогранностью, предлагая читателям погрузиться в жизни персонажей, чьи судьбы переплетены с неожиданными поворотами и открытиями.

Мире, студентке-искусствоведу, предстоит сдать вторую в её жизни сессию и стать куратором факультетской выставки. Отношения в коллективе не из лучших, но помочь Мире соглашается её новый знакомый Артём. К чему приведёт это знакомство, и как связаны с ним её странные сны о человеке без лица? Это история о том, как жить с последствиями насилия. О том, как не потерять себя и свои ценности в отношениях. О том, как пережить горе, когда что-то уходит безвозвратно, особенно если это часть тебя.