– Осокин, спишь?! – заместитель начальника райотдела майор Стешин ударил ладонью по столу.
Удар у майора получился внезапным и звучным. Коля Осокин вздрогнул. Осокин конечно же не спал, а лишь задумался, глядя в окно на облако здорово похожее на придавленную слоном черепаху Тортиллу и на его безотрадную жизнь. И тут явился Стешин. Не было печали, так вот на тебе – получи боксёр нежданный апперкот в открытую челюсть.
– Чего по краже тёса со стройки дома быта? – поинтересовался майор.
– Разобрался, товарищ майор, плотники его тиснули, – лейтенант Осокин стал торопливо искать на столе нужную бумагу. Бумага, как всегда и бывает в таких случаях, никак не желала находиться. Под руку попадалось всё что-то не то…
– Ладно, – Стешин махнул рукой, – потом доложишь, а сейчас гони в Хлебалово.
– Как в Хлебалово? – вытаращил глаза Коля. – Это же даль несусветная! Когда ж я обернуться успею?
– Надо будет, там заночуешь, – отрезал майор, сверкнув дорогой фиксой. – Бери мотоцикл и гони. Только без коляски. Там дорога – не фонтан. К тому же ливень обещали. У них почтальоншу ограбили. Велосипед, вроде как, сперли и сумку… Велосипед какой-то маленький, а сумка серая. На месте уточнишь…
– Из-за велосипеда ехать в такую даль? – попробовал возразить Коля. – Так, участковый там…
– Нет там участкового, в отпуске он, – ещё раз хлопнул ладонью по столу майор. – Ты, Осокин, всегда языком много лишнего треплешь, а толку от тебя – как от козла молока.
Последнее замечание показалось лейтенанту особенно обидным, но спорить с начальством – себе дороже. Лучше промолчать. Невзлюбил майор начинающего сыщика, а потому и гнобил его при каждом удобном случае. Вот и сейчас – гонит Стешин лейтенанта в лесную деревню, куда дорога такая противная, что её и «дорогой-то» назвать не у всякого язык повернётся. Но Коле до атаманского звания ещё далеко, а потому приходится терпеть. Хотя, сказать по чести, терпеть уже здорово надоело. Разве о такой жизни Коля думал, поступая в школу милиции? В мечтах он тогда, как инспектор Томин, раскрывал одно громкое дело за другим и только успевал подставлять грудь под ордена да медали. А вот в жизни всё оказалось по-другому: за тёс и велосипеды орденов не дают.
Когда Осокин, выезжая за город, довернул ручку газа до упора, за его спиной из-за горизонта выползла чёрная туча. Лихо промчать, подставляя широкую грудь ветру, получилось километров пятнадцать, потом лейтенант свернул на лесную дорогу, и сразу стало не до лихости. Дорога была скользкая и грязная. Скоро попадаться лужи. С виду они казались мелкими да безобидными, но, как говорится, не верь глазам своим, а больше думай о здоровье. Первый раз, угодив с разгону передним колесом в яму, Коля чуть было через руль не перелетел, еле уберёгся, чтоб не ударить лицом в грязь самым натуральным образом. После этакого приключения скорость пришлось ещё сбросить, но и это не спасло от неприятностей. Железный конь то и дело сваливался задним колесом в глубокую колею и вяз там в грязи. Пару раз лейтенант вместе с мотоциклом свалился на бок.
В деревню Хлебалово лейтенант Осокин приехал грязный, злой и с прожжённым голенищем казённого сапога. Когда-то Хлебалово было богатым селом на торговом тракте, а теперь здесь осталось с десяток изб. Нет здесь торговой дороги, в другом месте её провели, а потому и погибает деревня в зарослях кустов ольхи и черёмухи. Около одной из изб стояли люди.
– Наконец-то, – заспешил к милиционеру мужчина в клетчатой рубахе, черном пиджаке и в брюках такого же цвета, которые были заправлены в высокие резиновые сапоги. – Я председатель сельсовета – Васькин Иван Иванович. Мне Мятов позвонил, я сразу в милицию сообщил и сюда… Сельсовет-то у нас в Сосновке, семь километров отсюда, а участковый в отпуске… А тут такое…
– Где потерпевшая? – Осокин прислонил мотоцикл к поленнице и вместе с председателем пошёл к крыльцу. Люди перед ними расступились.
Когда лейтенант взялся за ручку двери, в небе загремело. Старушки, стоявшие тесным кругом возле крыльца, стали часто креститься. Осокин снисходительно усмехнулся и посмотрел на сияющий солнечный диск, к которому медленно подползала черная, будто прокопчённая туча. Лейтенант не верил ни в бога ни в чёрта, но иногда надеялся на светлое будущее и на торжество справедливости.