Жизнь и приключения Руслана Шкурдяева – путь от матроса к новому русскому


Глава 1. Пробуждение

Очнулся я, как после глубокого сна, сколько приходил в себя, чтобы понять, «кто я, где я,» не понял. Заставил себя вспоминать по порядку, с чего всё началось. Я, Руслан, Шкурдяев, лежу здесь в бурьяне, пахнет полынью и человеческими экскрементами, мочой и говном. Пощупал руками вокруг, говна подо мной нет, значит это не моё, а кто-то, где-то рядом наложил, штаны мои сухие, ширинка не застёгнута, значит я успел слить «на природу», а не в штаны. Упал, значит, я в «народном» гальюне. Надо мной светит звёздное ночное небо, с первыми проблесками восхода. Вижу ковшик «Малой Медведицы», ручкой прикрепленный к Полярной звезде, Маленькую Медведицу сторожит «Дракон». Преподаватель в училище нам рассказывал, что свет от звёзд приходит на Землю через много миллионов световых лет, значит на небе мы видим звёзды, которых сегодня уже давно и нет. Уже показалась Венера, подсвеченная солнечными лучами из-под горизонта. Это указывало на 3—4 часа утра. Я вспомнил кто я, я же матрос, судоводитель-судомеханик, мы отмечали пятилетие окончания мореходки, была встреча «боевых» друзей, получился перебор по «веселящей» жидкости. Помню, начинали с коньяка, угощали друг друга у буфета, под возгласы, «а как ты, где сейчас», и тому подобные восклицания. Потом перешли на водку и пивом запивали. Дальше, пригласили нас в актовый зал, где до мореходки, при царском режиме была конюшня, на торжественное собрание и на концерт. Что произносили на торжественном собрании, я уже не понимал, а когда начался концерт, меня потянуло блевать, пришлось убегать из зала на улицу. Пока пробирался между креслами из зала к выходу, кто–то заботливый сунул мне в руку пакет, куда и проскочила первая порция моей блевотины, уже за дверью зала. Выскочил я на улицу, забежал куда-то в первый попавшийся двор, облегчиться, дальше ничего не помню. Очухался я, во рту «как кошки насрали», в башке сплошной треск. До дома, где Зинка, жена моя живёт, далеко, километра три, не осилю, поздняя осень, утро тёплое, холода ещё нет. Лежу вспоминаю, как всё начиналось, ведь слово себе давал, «ни-ни, не капли», Зинке клятву давал. Воспоминания пошли дальше, как я попал в эту «мореходку», а фактически техникум речного флота. Ближайшее к Куйбышеву-Самаре море, было «Каспийское».

К Зинке возвращаться не хотелось, семья не получалась. Была Зина разбитная, общительная, весёлая девчонка, в то время, когда я с ней близко подружился. Родители у неё редко дома бывали, квартира была всегда свободна и готова к приёму друзей. Решили мы с ней пожениться, верней она решила, и мы поженились. Свадьбу сыграли зимой, когда её родители приехали в отпуск, со своего лайнера. Отец Зинин, тесть мой, которого я стал называть папа Федя, ходил старпомом, на круизном лайнере, а мама её, Настя, тёща моя, буфетчицей там же была. Ходили они вместе, тесть был под контролем у супруги на борту, в плавании, держал «сухой закон, зато на берегу «срывался с катушек». Мама Настя позволяла ему расслабиться не более месяца, потом брала его, папу Федю в «ежовы рукавицы» и до отбытия на лайнер, папа Фёдор был смирён и законопослушен.

Очень была своеобразна метода «срыва с катушек» у папы Фёдора. Тесть приносил с собой домой, ровно 30 бутылок водки, ставил их у дивана, и ложился сам рядом, на этот диван, чтобы свободно, лёжа на диване доставать из коробки очередной «пузырёк». Действительно, в его лапище, поллитровка выглядела как пузырёк из аптеки. Да и сам из себя, он был мужчина видный, крупный, как говорится богатырь, с крупными, рубленными чертами лица, очень доброго на вид, но матросы на лайнере от него «постанывали». Пил пузырёк исключительно из горла, закусывал только водой и солёными огурцами, хлебом чёрным. Говорил мне, что на лайнере ему икра и салаты всякие осточертели и тянуло на простое, русское. После пузырька, папа Фёдор, возбуждался и начинал рассказывать, как он служил «под знамёнами герцога Кумберлендского». Тесть очень любил читать исторические романы, особенно Вальтера Скотта, и бредил их содержанием во время «расслабона». После пузырька, когда начинались лозунги «про герцога Кумберлендского», к действиям приступала мама Настя. Моя теща, рядом с Федей смотрелась «девочкой-дюймовочкой», но она очень решительно рулила этим богатырём. Заставляла его идти в ванну и мыться, чтобы не вонял, как она говорила. Пока он, папа заполнял собой ванну и поливал себя из душа, мама Настя меняла ему простыни на диване, и бросала чистые трусы, больше похожие на чехол для двигателя. После того, как папа возвращался на диван и доканчивал свою дневную норму, «пузырёк», к нему подступалась мама и требовала денег, поскольку, деньги кончились, надо продукты покупать, девочке, жене моей, платье, в котором она ходит, никуда не годится, тоже пора заменить. Отец молча лез к своей заначке, «отслюнявливал» требуемую сумму и мама Настя удалялась. Так, в течении месяца, заначка папы Феди перекочёвывала к маме Насте и процесс «расслабления» заканчивался. В оставшееся от зимы время, папа Федя, раз в месяц ходил на рыбалку, возвращался всегда с рыбалки в приподнятом настроении, даже если был без улова. Всегда принимал на рыбалке, для «сугрева», чуть-чуть, «каплицу», то есть, в его понятии это был «пузырёк». Самым раздражающим моментом для мамы Насти, было папино курение. Папа Федя курил какой-то особый табак, который ему доставали по блату, мама Настя называла его, этот табак, вонючий, а я его про себя называл «кизяком», поскольку сам я не курил, душа не принимала. Папе Феде приходилось курить свой табак на лестничной площадке, где он держал все принадлежности для этого, включая кресло.

Следующая страница