Когда вся суматоха улеглась, Николаю захотелось спокойствия и тишины. После нервного напряжения и состояния, которое он до этого не успел осмыслить и ощутить, вдруг наступили какая-то вялость, апатия, его потянуло в сон. Ему хотелось, чтобы никто не мешал, и все оставили его в покое. Но не тут-то было: только он стал анализировать всё случившееся, как в двухместную палату завезли на каталке соседа. Сосед по койке в больничной палате, не переставая, стонал и кричал, не давая сосредоточиться и подумать о том главном, что хотелось Николаю осмыслить, обдумать и проанализировать.
Ганов понимал, что сосед, вероятно, без сознания, что ему очень больно и что кричит он, не сознавая своих действий, в беспамятстве. Но это Николая не успокаивало и мешало отдохнуть, прислушаться к себе, к своему внутреннему состоянию, ощутить свою боль от сломанной переносицы и других травм.
Соседа он узнал, уже лёжа на новом месте своего пребывания – это был тот самый пассажир в искусственной меховой шубе, который сидел с ним рядом в кресле в самолётном салоне. Сейчас он находился естественно без верхней одежды, укрыт одеялом и не переставал кричать.
Медсёстры и доктор куда-то подевались, вероятно, занимаясь другими больными, которых в этот день оказалось внезапно много.
Николаю казалось, что эти стоны он слышит давно, но прошло всего не более десяти минут, а может и того меньше – пришли нейрохирург и психотерапевт, стали колдовать над соседом. Медсёстры выбегали в коридор и снова заходили, что-то принося в руках и выполняя тихие, почти неслышные, команды докторов.
Началось всё для Николая ещё накануне вечером, когда он заселился в гостиницу аэропорта. Оказалось, что встречаются в коридоре в большинстве своём знакомые лица, которым, как и ему, надо вылетать очень ранним утренним рейсом в Тайболу. Кто-то из будущих пассажиров рейса ходил по коридору, кто-то расположился в просторном фойе у телевизора, скрываясь от шумных соседей и вечернего чаепития. В двух смежных комнатах слышались голоса, что-то активно обсуждающие. Чувствовалось, что собеседники мало слушают друг друга, а больше стараются высказать своё авторитетное мнение, которое, впрочем, никто из оппонентов не слушал или не слышал.