Сентябрь 1854 года
Евпатория
– Или дуэль, – сказал виконт де Моро, не меняя позы.
Он стоял вполоборота к противнику, расставив ноги на ширину плеч, развернув корпус. Пистолет в вытянутой руке – один из лучших пистолетов Сезара, украшенный гравировкой по стали, инкрустированный серебром и с клеймом Бернара на ложе, – смотрел прямо в лицо молодому лейтенанту, застывшему шагах в двадцати от виконта.
– Дуэль? – презрительно бросил лейтенант; выговор выдавал в нем уроженца юга Франции, пожалуй, Марселя или же окрестностей оного. – Из-за девки? С вами? Вы смешны, сударь, а я попадаю в туз с пятнадцати шагов, и пистолеты у меня баварские, от Кухенрейтеров.
– Рад за вас, сударь. И тем не менее. Извинения или дуэль.
– Да кто вы такой?! – на холеном лице проступило странное выражение – смесь брезгливости и замешательства. – Как вы смеете вмешиваться в то, что вас никоим образом не касается?! Пришли ужинать, так ужинайте себе и не лезьте в дела других!
– Кто бы я ни был, я не потерплю такого обращения с женщиной.
Сезар не чувствовал от этого разговора ничего, кроме раздражения и усталости. Он не жалел, что ввязался в ссору, обидно было лишь, что не удалось закончить все минуту назад. Или две.
– Кого вы называете женщиной, сударь? Эту потаскушку? Эту солдатскую девку? Мы тут с вами не на приеме у его императорского величества, чтобы играть в честь и совесть. Каждый развлекается как хочет. Опустите пистолет, и разойдемся миром.
Лейтенанту явно не хотелось лезть в драку, несмотря на свои хвастливые уверения про нечеловеческую меткость и численное преимущество – за его спиной топтались сержант и трое рядовых. Дуэльный пистолет, направленный в лоб, у кого угодно отобьет спесь. А выражение лица виконта не предвещало ничего хорошего. И лейтенант чуял, что дело легким не будет, – чуял тем звериным чутьем, которое отличает хорошего воина от плохого. Хороший знает, когда приходит время остановиться.
Лейтенант знал и тем не менее не сдавался, все еще надеясь повернуть ситуацию в свою пользу.
– Вам она приглянулась? Я ничего против не имею. Давайте поделим. Только к чему она вам? Вы, я смотрю, сударь, человек благородный и небедный, пистолет у вас хорош, держитесь верно; вы себе можете купить кого подороже. А эта моему сержанту сгодится. Ну же, разойдемся.
Виконт молчал и пистолет не опускал. Лейтенант, поняв, что настоять на своем не получится, пришел в раздражение.
– Так тому и быть, – промолвил он сухо, – хотите ссоры? Я не желаю драться сегодня. Не время и не место, но однажды мы поквитаемся. Как ваше имя, сударь? Я должен знать, кто стал моим врагом.
– Сезар Мишель Бретинье, виконт де Моро.
– А я Пьер Марен де Бриссон, – в его голосе прорезались издевательские нотки, присущие лишь людям, уже прекрасно знающим цену сарказму, и, приглядевшись, Сезар отметил, что он не так молод, как кажется. – Лейтенант двадцать седьмого линейного полка первой дивизии, к вашим услугам.
Нежелание де Бриссона вступать в открытый конфликт обуславливалось, возможно, еще и тем, что вокруг оказалось слишком много свидетелей: в это позднее время заглянувшие поужинать солдаты и те офицеры, что предпочитали чинным трапезам в командирских гостиных жирную вонь портового кабака, с интересом прислушивались к разговору. Если б лейтенант принял вызов виконта прямо сейчас, то несомненно, нажил бы себе кучу проблем. Дуэли в армии, мягко говоря, не поощрялись. Командиры прекрасно понимали, что дырки в теле от пуль русских солдат неизбежны, однако позволять своим же офицерам калечить друг друга – верх расточительства.
– Где я могу отыскать вас, коли возникнет в том потребность? – осведомился де Бриссон.
– В штабе полковника де Дюкетта, двадцатый легкий полк, третья пехотная.
Сезар опустил пистолет и передал его стоявшему за плечом Флорану. Камердинер, несколько минут назад вынувший пистолет из ящика, который таскал с собою второй день, заглянул в пистолетное мрачное дуло, подул в него зачем-то и аккуратно положил оружие в бархатное коробочное нутро.
Драка не состоялась, зрители разочарованно отвернулись. Лейтенант окинул Сезара последним презрительным взглядом – на десерт – и удалился в сопровождении сержанта и своих солдат. Флоран же сказал: