В комнате было темно. Черепашка вернулась со съемок поздно, около одиннадцати часов. Лелика дома не было: тоже, наверное, задерживалась на работе. Отчего-то Люсе не хотелось включать свет. И вообще ничего не хотелось делать. Только спать. Безумно хотелось спать. И если бы не этот звонок, она бы так и уснула, сидя на диване в темной комнате в джинсовом костюме и модных ботинках «Доктор Мартинс». Сумасшедшая популярность и слава, внезапно обрушившиеся на ви-джея Черепашку, почему-то совсем не радовали ее. И Люсе было странно осознавать этот факт.
Телефон продолжал звонить, а она почему-то не спешила взять трубку. Наконец, медленно поднявшись с дивана, она нехотя подошла к телефону:
– Алло!
– Люся, это я – Гена!
– Кто?
Хотя в комнате не было света, Черепашка почувствовала, как в глазах потемнело и закружилась голова. Не в силах устоять на ногах, она опустилась на стул.
– Гена, Гена Ясеновский, – пояснили между тем на другом конце провода.
– Здравствуй, Гена Ясеновский, – произнесла она, приходя в себя.
– Здравствуй! – радостно крикнула трубка. – Если б ты знала, как я рад слышать твой голос! И вообще, ты – супер! Я твою программу «Уроки рока» не разу еще не пропустил! Просто класс!
– Спасибо, – тихо отозвалась Черепашка. – Я рада, что тебе нравится.
– Не то слово! – захлебывался от переполнявших его эмоций Геша. – Слушай, а мы не могли бы с тобой встретиться?
– Могли бы, – неожиданно для себя ответила Люся.
– А когда?
– Не знаю, мне нужно в блокноте посмотреть. У меня теперь график...
– Понятное дело...
– Подожди минутку, хорошо?
– Да хоть всю жизнь!
Эта фраза, произнесенная с характерной интонацией, от которой Черепашка давно отвыкла, отозвалась в ее душе легкой горечью. Она словно бы неловкость за него почувствовала. Люся аккуратно положила трубку на журнальный столик, включила свет и достала из рюкзака блокнот.
Если бы полгода назад ей сказали, что она вот так спокойно будет выбирать время для встречи с Геной Ясеновским, сосредоточенно изучая график съемок, она, конечно, ни за что не поверила бы. Однако именно так все сейчас и происходило. Черепашка, наблюдая за собой как бы со стороны, пристально вглядывалась в слова и цифры, написанные мелким почерком на узенькой страничке записной книжки. Трубка по-прежнему лежала на журнальном столике, а на том конце провода в нее дышал тот, кто полгода назад растоптал ее первую любовь.
– Завтра у нас что, воскресенье? – За то время, пока Люся изучала график съемок, она уже совсем успокоилась и говорила теперь своим обычным тихим, немного низким и глубоким голосом.
– Воскресенье! – радостно подтвердил Гена.
– С четырех часов я свободна. Можем встретиться где-нибудь в половине пятого...
– Давай, а где?
– Можно на «Чистых прудах» в центре зала, – предложила Черепашка: ведь именно на этой станции она переходила на свою ветку.
– Я буду ждать. Ты правда придешь?
– Да.
Черепашка резко опустила трубку. Ее рука еще долго лежала на телефонном аппарате, даже пальцы побелели от напряжения, сжимая трубку. Что же она наделала? Зачем согласилась на эту встречу? Не по его ли вине не так давно она стояла на самом краю пропасти? Не из-за него ли угодила в больницу на целых два месяца? И что же? Все забыто? Так быстро?
«Вот именно. – Черепашка медленно приводила свои мысли и чувства в порядок. – Вот именно – все забыто. И слава богу! Теперь я спокойно могу встретиться с ним и поболтать... А почему бы и нет, собственно говоря? Что от меня, от прежней, осталось? Да ничего! Разве что очки, которые вопреки всем маминым стараниям мне все-таки удалось отстоять!»
Пока первая программа еще только готовилась, Черепашкина мама, которую все называли Леликом, упорно настаивала, чтобы дочь поменяла оправу. Елене Юрьевне казалось, что Люсе пойдет круглая, тонкая и позолоченная. Или черная, в крайнем случае, но непременно тонкая и круглая. Черепашкина мама искренне желала, чтобы ее дочь выглядела в кадре современной и модной. Сколько денег она, бедная, угробила на эти дурацкие очки! Однако всегда покладистая и сговорчивая, Черепашка в этом вопросе проявила неожиданную твердость и принципиальность. Менять оправу Люся отказалась наотрез. И теперь, спустя полгода, Лелик понимала, что дочь была права. Огромные, в толстой пластмассовой оправе очки были, пожалуй, самой запоминающейся деталью Люсиной внешности – ее «фишкой», как теперь принято выражаться. Именно они, эти несуразные и старомодные очки, стали изюминкой Черепашкиного экранного образа. И именно они придавали ее лицу трогательное обаяние и делали Люсю непохожей на всех остальных ви-джеев.