Назвать действующих лиц подлинными их именами по понятным причинам невозможно. Единственный способ оставить персонажей такими же родными и немного ненастоящими, какими их видел автор, – присвоить им всем имена великих живописцев, чьи образы, я не сомневаюсь, были близки писателю.
По тем же соображениям, исключительно из желания не навредить, из текста изъята глава 47, которая содержит описание технологий Тренинга.
В остальном текст подвергся минимальным изменениям – из глав 29 и 45 исключены сцены сексуального насилия, исправлены орфографические ошибки. Все смысловые неточности и своеобразная пунктуация оставлены в первозданном виде.
Приятного чтения!
Горнолыжный городок летом.
Как зоопарк с пустыми клетками. Нет стука пластиковых ботинок по коридору гостиницы, не нужно перелазить через завалы лыж у входа в ресторан. Нет, наконец, дурацких ярких шапочек, которые маячили до середины апреля, пока лежал снег.
Местные жители заметили меня только тогда, когда схлынули лыжники. Я хотел сначала переехать в другой городок, чтобы избегнуть внимания, но скоро заметил, что туземцам, в принципе, наплевать на меня – неразговорчивое непримечательное существо, на экзотику я не тяну.
Это мое первое лето здесь. Мне нравится.
Здесь есть две гостиницы, три ресторана, банк и почта. Когда я становлюсь единственным постояльцем в городе, владельцы гостиниц начинают вяло переманивать меня друг у друга, что дает мне возможность в очередной раз снизить плату за номер.
Завтрак по моей просьбе приносят не раньше полудня. Я ем, принимаю душ, включаю компьютер, просматриваю электронную почту, курю на балконе с видом на отключенный подъемник. Иногда в другой последовательности.
Если есть настроение, работаю часов до трех. В три мне звонит владелец ближайшего от гостиницы ресторана и спрашивает, приду ли я обедать – он хочет знать, открывать ли ему заведение. Иногда я прошу принести в номер, иногда не подхожу к телефону. Бывает, иду в ресторан, по дороге заглядывая в банк или на почту. На почте я покупаю открытки с видами гор и лыжных городков, таких, как этот – вялотекущая коллекция, начатая в феврале.
Банкомат высовывается из южной стены банка, рядом с входом в контору. Здесь же сидит на высоком табурете охранник, толстый чех, один из моих знакомых в этом городе. Свой табурет он вынес на улицу первого апреля и теперь торчит здесь каждый день.
– Здравствуйте, Альбрехт! – говорит он мне по-русски улыбаясь.
– Привет, – говорю я ему, отвечая такой же приветливой улыбкой.
– Тепло сегодня, – говорит он по-чешски.
– Ага, – говорю я.
Банкомат выдает мне нужную сумму, и я иду дальше. До свидания, Альбрехт. До свидания.
Деньги я получаю за то, что пишу детективы и боевики, которые потом выпускают в мягких и твердых переплетах под женскими и мужскими именами. Я даже здесь видел свою книжку у одной дуры в руках. Это было в январе. На обложке было написано «Юлия Крапивина. Смертельный пирог».
С Лотреком мы познакомились три года назад в Москве. Я тогда издал за свои деньги первую книгу и носился с ней – звонил прессе, пытался назначить встречу с несуществующими издателями. Это было очень мультяшное время для меня – происходящее я воспринимал неадекватно, трахался два раза в день, почти не спал и ел только ночью.
Кто-то подсунул мне его визитку, на которой было написано «Тулуз Лотрек. Издатель». Я созвонился с ним, засунул в карман свою книжку, источавшую обаяние минималистского дизайна, и поехал к нему в офис.
Офис Лотрека состоял из трех комнат. В первой комнате сидела секретарша за компьютером, во второй размещался митинг-рум с двумя огромными диванами и телевизором, а в третьей – кабинет Лотрека. Его кабинет состоял из длинного металлического стола, на котором не было ничего, кроме большого компьютера и ноутбука. На полу валялись несколько книг, а к стене был прикреплен листок с заданиями – позвонить этим, написать этим, сделать то-то. Я не нашел глазами ни одного стула. Потом я узнал, что Лотрек терпеть не может сидеть и вообще находиться на одном месте.