Забери меня отсюда

Лисы Графства Рэндалл

Иллюстрации на переплете и в макете Anne Svart

Иллюстрации в блоке Илона Шавлохова

Пролог

«Забери меня отсюда».

Тина услышала эти слова почти три недели назад, на вокзале. Их произнесла молодая чернокожая женщина, месяце на седьмом. Она была одета в джинсовый комбинезон поверх просторной клетчатой рубахи, чтобы не стеснять живот; на скуле чернел синяк. Женщина коленом удерживала на узкой лавке спортивную сумку и говорила в трубку задыхающимся голосом, как после спринта:

– Я передумала. Забери меня отсюда.

Её длинные ногти с пластмассово-розовым облупившимся лаком мерно шкрябали по столбу: шварк-шварк, шварк-шварк, шва-а-арк… Вроде бы ничего особенного, звук как звук, но руки у Тины тогда покрылись гусиной кожей, а на лбу выступила испарина. А слова въелись в подкорку, застряли, как песенка на повторе. Они леденили нёбо; они желали прозвучать.

Пока Тина молчала.

Глава 1

Река

У дома номер одиннадцать по улице Генерала Хьюстона была репутация. Не дурная и не хорошая – о нём просто знали. Здоровенная махина из красного кирпича, две симметричные башенки, оплетённые до самой крыши вьюнком, глянцевым, синевато-зелёным сейчас, в начале лета, и алеющим по осени. С дороги, впрочем, дом едва просматривался в глубине сада. Груши, искорёженные временем вишни, одичавшая ежевика – настоящее раздолье для мечтательного ребёнка, кошмар для перфекциониста. От соседей участок с двух сторон отделялся чугунной оградой; чёрные пики, завитки и шишки хмеля, такие реалистичные, словно кто-то давным-давно окунул в расплав настоящую плеть и примостил на решётку. С третьей стороны – глухая стена из желтоватого камня, кажется, древнее не только дома, но и самого города. Вдоль дороги – шиповник вперемешку с тёрном. У истока тропинки к дому – дырявый почтовый ящик без номера: одна циферка потерялась ещё до рождения Тины, а другую она лично открутила в младших классах и преподнесла в дар своей первой любви, рыжему похитителю сердец девяти лет от роду. Через год он переехал в другой город, прислал два коротеньких корявых письма, явно под диктовку кого-то из взрослых, и пропал с горизонта. Судьба бронзовой единицы с тех пор была окутана мраком.

Мальчика Тина, впрочем, почти не помнила: слишком давно всё случилось, больше семнадцати лет назад, ещё до развода родителей, маминого отъезда в Америку и отцовского второго – неудачного – брака. До того, как Тина осталась сперва с дедом, а затем одна, теперь привязанная к дому-с-репутацией навсегда. Забери меня…

Тина проснулась прежде, чем темнокожая женщина во сне пробубнила свою отчаянную мантру. В комнате царил зеленоватый аквариумный полумрак; за окном захлёбывались щебетом птицы. Часы показывали без четверти шесть – до звонка будильника оставалось ещё минут сорок, но сон отступил окончательно. Тина сделала глубокий вдох – книги, книги, книги, сырая землистая зелень сада и засахаренный миндаль, привычные запахи, которыми она сама уже пропиталась насквозь, – и свесила ноги с кровати, на ощупь отыскивая старомодные домашние туфли. От холода пальцы поджимались; дедов дом не прогревался даже самым жарким летом, но, надо признать, и зимой никогда не вымерзал.

Четырнадцать комнат на трёх этажах; когда-то ей такой простор казался невиданным счастьем, но теперь только острее заставлял ощущать одиночество.

Кухня располагалась далековато, на первом этаже. Тина двигалась по маршруту, не приходя в сознание. Привычно сделала зарядку-растяжку на лестнице, опираясь на перила, выпустила кошек в осыпанный росой сад, вхолостую пощёлкала клавишами кофемашины, в очередной раз убеждаясь: нет, не заработала, надо купить новую к Самайну, если налоги на недвижимость не сожрут опять все сбережения. Залила мюсли холодным молоком – как раз будут готовы к возвращению, – влезла в растоптанные кроссовки, сдёрнула серую толстовку и выскользнула на пробежку.

Кошки в саду провожали её медовыми, ленивыми взглядами.

Улица Генерала Хьюстона, виляя, спускалась с холма – самая лёгкая часть, когда ноги сами несут вниз. Домики здесь были маленькие, зефирные, аккуратные; они проплывали неясными видениями в утренней прохладе. Песчаные дорожки, гравийные подъездные аллеи, коротко стриженные лужайки – кое-где разбрызгиватели, запрограммированные с вечера, уже крутились, орошая водой и без того сырую траву. Цвели гортензии, розовые и голубые, селекционные, дорогие; из клумб выглядывали пластиковые гномы, зайцы, овечки – на что хватало хозяйского вкуса и кошелька. Царство благородной обыденности, гимн приглаженной аккуратности, где нет места ничему дикому и неправильному… И лишь у самого подножия холма шмыгнул в заросли сирени живой лис – клочковатый, худой, но абсолютно бесстрашный: он подпустил Тину близко-близко, прежде чем насмешливо повёл влажным носом и улизнул по своим лисьим делам.

Следующая страница