В бригаде, В.В. Замесов, по секрету, сообщил мне, что я еду за молодыми в Среднюю Азию, в Чарджоу. « Тебе доверено привезти восемьдесят симпатичных чурбанчиков – засмеялся он, довольный собственной шуткой, – готовься ислам принимать».
«А ты, куда едешь, поехали со мной» – предложил я ему. «Я бы с радостью – сказал он, – но не могу, Илья разболелся. Так, что на неделю на Сахалин сплаваю, и назад. А у тебя путешествие недели на три намечается, не меньше».
Со мною до Ташкента летел наш доктор, Эдуард Андреевич, он ехал в Мары, в Туркмению. Чарджоу, если верить карте, тоже располагался на границе Узбекистана и Туркмении. Доктор посоветовал мне выбрать себе в помощники азиата, местного, чтобы было легче на месте объясняться. Но я рассудил по другому, побоялся, что родной воздух окажет на моего азиата дурное влияние, и выбрал себе в помощь добра молодца с Белоруссии, сержанта из Хорольского батальона. Позвонил комбату, попросил его прислать мне человека в помощь. На совещании, перед отъездом, Корниевский строго-настрого предупредил, что за каждого потерянного в дороге по звезде с погон снимет, никаких взяток и отступных не брать, ну и так далее.
«Чего приуныл, лейтенант, – подошёл ко мне доктор – ты, главное, себя береги, ни в какие дела с местными военкоматами не лезь. До Ташкента вместе полетим, надо постараться, чтобы и обратно вместе поехать получилось, всё равно, из Ташкента, самолётом отправлять будут. Ты кого себе в помощники взял».
«Сержанта, с Белоруссии» – ответил я. « Зря – удивился он, – надо было местного, с Чарджоу поискать. Тебя, что не предупреждали, или поленился по батальонам поискать».
«Не хочу местного, – я покачал головой – с ними, может быть, ещё труднее придётся».
«Всяко может быть, тут не угадаешь, – согласился доктор – у меня в помощниках с Ташкента сержант, я третий раз еду, всех больше проблем в Ташкенте, при отправке. На местах всё проще, приехал, отсчитали тебе, сколько положено, за ворота вывели, и гони их до вокзала-поезда без остановки, а в Ташкенте насидишься, пока в самолет посадят, путь-то не близкий».
Аэропорт города Артёма, современное здание и взлётка, единственная во всём Приморье полоса, способная принимать современные воздушные гиганты, типа ИЛ-86, Боинг и так далее. Время 17.00.,мы сидим с доктором в ресторане. Помощники наши, чтобы не нарушать субординацию, устроились в буфете, на втором этаже, мимо нашего столика проследовала пара, пожилой, импозантный мужчина и женщина, средних лет, с совершенно необъятной задницей, как бы выразился Константин Леонардович « в двадцать четыре кулака», обтянутой к тому же заграничной плащёвкой.
«Только дубовые двери вышибать – услышал я размышления доктора, – сколько же она весит, нет, это какая-то патология».
Объявили нашу регистрацию, по пути мы окликнули наших сержантов и спустились вниз, к регистрационной стойке. Впереди нас проходила регистрацию знакомая нам пара, нам отштамповали билеты, и повели нас на посадку. Наши с доктором места оказались в первом салоне, сержанты летели во втором. Перед трапом знакомая пара опять оказалась впереди нас. Трап затрещал и закачался под женщиной, когда она, с каменным видом, стала подниматься в самолет. Из-под трапа выскочил насмерть перепуганный водитель, и со словами « да чего там, слона, что ли ведут» уставился на даму. Проводница, кусая губы чтобы не улыбнуться, движением руки остановила остальную очередь, пара скрылась в самолёте, после этого посадка возобновилась.
«Прошла – продолжил свои размышления доктор, – но одного места ей явно не хватит».
Он оказался прав, дама сидела у окна, рядом с ней пристроился мужчина, больше мест в этом блоке кресел не осталось, дорогое это удовольствие, чревоугодие.
ИЛ-62, без приключений, за шесть часов доставил нас из Артема в Ташкент. Преимущество местного помощника я почувствовал сразу, при выходе из самолёта. Возле трапа стояло две «Волги» и три человека встречающих, из родни докторского сержанта. Никогда меня еще не встречали у трапа самолёта, ласково пригласили в машину, и повезли в город. Из поздней осени мы прилетели в лето, я с большим удовольствием скинул в машине шинель и китель, прицепил погоны на рубашку, кои мне доктор посоветовал взять с собой. На улице плюс двадцать, народ в белых одеждах гуляет по вечерним улицам, Ташкент весь в золоте, от света лампиньонов, от осенней листвы на тротуарах. Неоновые огни рекламы прогнали ночную тьму с проспектов и площадей, она попряталась в боковых улочках и переулках, оставив вместо себя какой-то мглистый туман, дымку, город утонул в ней, а может быть, это был дым от мангалов, шашлыки жарили здесь на каждом углу. Мне много раз потом доводилось бывать в этом городе, я видел его и плохим и хорошим, но эта картина всегда встаёт перед моими глазами, когда я вспоминаю Ташкент.