Сентябрьский город шумел и мерцал, словно гигантский механизм, не знающий покоя. Каждый атом пространства был наполнен движением: машины ползли по улицам, люди спешили по делам, свет рекламных щитов будил задремавшие окна.
Москва погружалась в пятничный вечер— хаотичный, яркий, беспощадный – не для слабаков. В гудящем хоре я чувствовал себя маленькой шестерёнкой, пытающейся попасть в общий ритм.
Потрепанная «девятка» медленно проталкивалась в вечерних пробках для завершающей коды рабочей недели. В лобовом стекле мелькнуло мое лицо. Темные волосы, бледная кожа, модная недельная щетина в неровном свете выглядела бомжевато. Ворот рубашки расстегнут, галстук на груди – можно расслабиться в пути.
По радио бубнила призывная реклама жевательной резинки Wrigley’s. Я возвращался с тендерного совещания в международном агентстве BBDO, ведущем мировую рекламную кампанию этой эластичной конфетки.
Бюджет на региональное телевидение Wrigley’s обещал быть щедрым, но взять его мне не светило. Конкуренты закрутили хитрый хоровод с провинциальными телеканалами и имели отличные скидки, а я терял заказ за заказом.
Сейчас я рисковал схватить последнюю чёрную метку от Сергея Андреевича – директора агентства. Он уже не раз намекал, что сильно недоволен.
Свернув с Шереметьевской, я припарковался с задней стороны угрюмого бетонного куба – тусклого советского кинотеатра «Глобус», взял черный кожаный портфель с пассажирского сиденья и зашёл в неприметную заднюю дверь под стеклянным козырьком.
На стоянке моя вишневая трехлетняя «девятка» смотрелась сиротой по соседству с нахмуренными, прилегшими на брюхо немецкими авто менеджеров рекламного агентства «Глобус-Медиа», где я работал начальником регионального отдела.
Я не стремился слишком рьяно демонстрировать мнимую состоятельность, чем грешили коллеги. В Новосибирске, где раньше крутился в бизнесе, я давно понял: показуха может выйти боком. Недавно переехав в Москву, не хотел привлекать ненужное внимание ни к машине, ни к себе.
Я жил налегке, не обрастал вещами. Самое ценное держал в спортивном портфеле Дюпон: договоры, паспорт, запас денег, телефон. Жизнь научила, что иногда надо двигаться быстро и очень далеко. Глянцевый товарищ, портфель стал для меня чем-то вроде жизненно важного органа, дружески подмигивая серебряными заклепками. Даже когда выходил из офиса ненадолго, я всегда держал его в руках.
Охранник черной тушей мелькнул за стеклом в прихожей, новая секретарша мотнула рыжей чёлкой, переключаясь между входящими звонками. Пройдя по длинному узкому коридору первого этажа, я вошёл в кабинет, круглосуточно освещённый лампами дневного света. Окон в служебных помещениях кинотеатра, наскоро переделанных в евро офисы, не было.
Дима, или Димитрий, как он просил себя называть из-за густой бороды и рассказов, что дед был черноморским греком, – помахал мне из-за монитора:
– Макс, к-к-как раз чайник вскипел. Н-н-налей себе.
Но я не хотел терять времени.
Я взбежал по узкой боковой лестнице на второй этаж, где сидел владелец агентства. Пятница, вечер. Вряд ли у шефа посетители. Без стука открыл дверь.
В кабинете пахло ароматным алкоголем и сигарным дымом. За большими окнами темно (в кабинете начальника окна были). Тусклый зелёный свет огромного, как салон автомобиля, аквариума плавал на стенах. Внутри курсировали две маленькие акулы. Hi-end аудио система Bang & Olufsen курлыкала довольной кошкой.
Сергей Андреевич, хозяин царства, сидел за белым, дизайнерским, двояковыпуклым столом. Его руки – сильные, покрытые густым черным волосом, – нежно обнимали бокал с янтарным коньяком. В пепельнице малиновым стоп-сигналом маячил игрушечный дирижабль сигары. Пиджак Brioni на деревянной вешалке за мягким, стеганным, как одеяло, черным креслом.
В обвисших расстегнутых манжетах закатанных рукавов поблёскивали бриллиантовые запонки. Сергей любил кино про гангстеров и густо бриолинил черные седеющие волосы до состояния пластмассовой твердости.
На стене – фотографии с красной дорожки каннского фестиваля с кинозвёздами. Раньше Сергей был плохим актером в Театре имени Пушкина, а теперь стал хорошим бизнесменом и мог купить место на красных дорожках кинофестивалей. Но в качестве декорации.