Дождь ворвался водопадом разлинованных небес.
Мир привычный и статичный неожиданно исчез.
И окно размытой жижей потекло куда-то вниз.
Словно тысяча тамтамов загремел в ответ карниз.
Полыхнула атмосфера, и порвались с треском тучи.
Загремело, ливануло и поплыл песок зыбучий.
Разлилось дерьмо велико, многогранно, многолико,
Поползла змеюкой с гор тёмно-серая аджика.
Зарядила безконечность, ночью будет не до сна.
В крышу, в окна, в двери, в стены,
В дом ко мне стучит Весна.
Я зашторюсь от потопа, в одеяло завернусь,
Меня нету нынче дома, я на стук не отзовусь.
С головой ушёл в подполье от непрошеной напасти,
Пережду под одеялом я весеннее ненастье.
В гости ломится, нахалка, барабанит кулаком.
И рыдая истерично, утирается платком.
Довела меня, однако! Разозлился, не шутя!
Открываю настежь двери: «Где ты тут? Ну, вот он я!
Что звала, чего хотела? Мою душу или тело?
Ты надолго? Или так, на минутку залетела?»
А она, навзрыд рыдая, за собою увлекла,
Носом хлюпая, икая. Тушь ручьями потекла…
«Забежала ненадолго, не решалася зайти,
Я проездом, мимоходом, заглянула по пути.
Уж не думала застать, я стучусь, а ты не слышишь.
Я ведь знаю, что давно ты ко мне не ровно дышишь.
Ты любитель поваляться с головой под одеялом,
Но я настойчива, однако, в этот раз тебя достала!»
«Перестань! Твои стенанья за окном меня достали!
Уходи, меня избавь! Мои нервы не из стали!
Я накручивать не стану твои сопли на кулак,
Меня этим не возьмёшь! Я – мужик, а не тюфяк!
Жду другую, за тобой вслед идёт её карета.
Девой жаркой опьянён!“ „Кто же это?“ „Это? Лето!
Она в двери не ломится и на голос не берёт,
Мне её не предсказать, а твои я наперёд
Знаю фишки и уловки, и истерик ливень слёз.
Отношения мои к ней давно вполне серьёзны.»
«Если так? Давай, пока! Больше здесь не задержусь!
На пути обратном, точно, уж к тебе я не вернусь!
Только как бы и тебе не остаться в дураках!
Я уйду, а ты живи в ожиданье и в мечтах!»
Дверью хлопнув предо мною, яркой молнией прошлась
По душе моей, как бритвой, и слезами занялась.
В полудрёме стихло всё, и ненастье отдалилось.
Показалось это мне или может быть приснилось?
А на утро пенье птиц растревожило окошко,
И лучом очей прекрасных пробежалася дорожка,
Шорох зелени подола мне напомнил о былом.
Я сквозь занавес оконный поглядеть решил тайком.
Васильковые глаза на меня смотрели прямо,
Губы алою улыбкой покоряли без изъяна.
И ромашковый венок, как портрета обрамленье,
Разбудил былую страсть, от которой нет спасенья.
Та, что ждал, стояла рядом,
Возбуждая нежным взглядом,
По плечам струились реки тёмно-синим водопадом.
Недоступна, неприступна, красотою поражая,
В лёгкой зелени исподней, декольте не обнажая.
«Извини, я разбудила? Мои птахи раскричались…»
«Что ты? Нет, я очень рад, что мы снова повстречались.
Жду тебя я с прошлой ночи, на минутку сомкнул очи,
Без тебя и ночь длиннее, я заждался, нету мочи!»
«Я сквозь шторы любовалась твоим сном», —
Журча небрежно
Пробежал по телу голос, до души добрался нежно,
Где-то в рёбрах зацепился и сдавил подушку лёгких.
В лабиринтах сердца сладко уголков достиг далёких,
Разорвав его на части. Наслаждаясь своей властью,
Наблюдала за порывом неприкрытой моей страсти.
«Мне тут птахи доложили о вчерашней твоей встрече,
Как Весна?», – меня поймала и лишила дара речи.
Удивляясь сам себе, в оправданье я нёс чушь,
Прежде столь в себе уверен, был в сей час я неуклюж,
Раз (с) краснелся, как мальчишка, щёки алым занялись,
Выдавая мой пожар изнутри. «Прошу, не злись!»
Ярко розами крича, платья цвет сменился красным.
На жужжащем знойном солнце
Мне казался он атласным.
Блеском бус росы прозрачной ослепило мне глаза.
По её наряду ясно, надвигалася гроза.
Тучи небо затянули, духота сдавила грудь,
Васильковый взгляд внезапно изумрудом смог блеснуть.
С алых губ сорвалось тихо: «Ты решил, что я сержусь?