Глава 1
Всадник на пегом коне
«В начале времен мир был пуст, его висари называлось совсем просто – покоем и неразличимостью. Но как зима сменяется летом, так и покой иссяк; как лед расслаивается, внизу водой делается, а вверху туманом, так и различия родились из неразличимости. И стали они основой мира: асхи, асари, амат и арих, так мы их зовем, первичных духов. Явившись, они возмутили висари и разрушили, разбили сам мир надвое, расслоив неявленное и явленное. Так возник зеленый мир. И преграда возникла, отделяющая духов от него. Тогда думать стали. Себя отразили в преграде и обрели оба мира, восстановили единое их висари. Сделалось то висари сложным, тонким, и, чтобы не исчезло оно, снова разрывая единое, посадили дерево, вросшее нижними корнями в зеленый мир, а верхними – уходящее в неявленное. Мы, люди, – и есть то дерево. Поэтому у каждого от рождения две души. Левая, явленному принадлежащая. И правая, к неявленному чуткая. Первую утратишь – к духам уйдешь. Второй лишишься – к зверям спустишься. Трудно держать висари, трудно слушать духов. Для того нам даны мавиви. На грани стоящие. Их беречь надо».
(Легенда о происхождении мира, записанная профессором Маттио Виччи со слов савайсари племени макергов; текст хранится в библиотеке университета долины Типпичери)
Утро будило лес неторопливо и бережно. Прошумело зевком ветра в кронах. Зазвенело и улыбнулось бликами качнувшихся листьев. Встряхнулось вьюном мошкары, волнующим плотный слоистый туман, серый, еще ночной…
Пегий жеребец двигался по лесу привычным неторопливым шагом. Иногда пофыркивал, словно окликая своего друга и намекая: хватит по-детски играть в великого охотника! Не время. Они ведь спешат, у них дело. Большое и важное дело, достойное сына вождя. Ради меньшего даже ему не позволили бы ехать верхом, коней у махигов не так много. Тем более таких коней, чья шкура отмечена узором самой Плачущей… По молочному ворсу тут и там ложатся ровные овальные пятна теней, срастаются в сплошной, почти черный ремень на спине, рисуют на морде маску-шлем. Три копыта черны, и лишь правое переднее сияет белизной, как бывает у лошадей с добрым ходом. Стоит на таком коне пуститься в путь по важному делу – и оно обязательно совершится наилучшим образом…
То ли сын вождя пресытился игрой в выслеживание оленей, то ли осознал, что надо беречь время, но свое интересное безделье он прервал и явился, точнее, свалился прямо на спину пегого с низкой ветки.
– У-учи! – победно буркнул сын вождя, успокаивая коня и заодно подбадривая: мол, звал – так вперед.
Людские тропы в диком лесу едва заметны. Так и до́лжно жить, не нарушая святости дыхания зеленого мира. Всадник поудобнее устроился на заменяющей седло шкуре редкого черно-белого ягуара, перетянутой ремнем. Нашарил повод – тонкую косичку, плетенную из трех цветных кожаных шнуров, широкой свободной петлей наброшенную на конскую шею. Говорят, бледные всегда управляли лошадьми, используя железо. Даже в редком лесу, где не требуется точность приказов и где уже давно не шумят бои. Но нынешние хозяева не оскорбляют коней недоверием, тем более таких – отмеченных драгоценным окрасом, угодным Плачущей.
Седок потянулся в сторону, погладил пальцами кору огромного дерева, какое и троим взрослым воинам не обхватить, вежливо поклонился великану, старейшине этого леса, и щелкнул языком, снова поторопив коня. Он выследил безупречного оленя и долго вел его по тропе, рассмотрел рога, сосчитал все отростки и успел порадоваться: безусловный вожак, ни малейшего изъяна. Он уже был готов прыгнуть на достойного противника, даже гладил извлеченный из ножен длинный охотничий нож и… и прекратил игру. Он сыт, он далеко от дома, он едет по делам, и, значит, этот олень не зря чувствует себя в полной безопасности.
Пегий выбрался из оврага на ровную удобную тропку и пошел «лесным бегом», так называли махиги эту странную помесь прыжков косули и конской рыси, наилучшую для движения по задичалому, холмистому лесу. Капли вчерашнего дождя иногда срывались из поднебесья, с далеких верхушек крон, где шалил ветерок, и летели вниз, скользя по иглам хвои, вспыхивая слезинками Плачущей в низких лучах утреннего солнца… Седок точным движением поймал на ладонь пропитанную солнцем каплю, лизнул и чуть прищурился: сладкая, пахнет недавней весной, еще помнит молодость этого годового круга.