Проснуться и вдруг под собою почуять страну,
И первопечатных, и контурных жил её голубизну,
Приречный кустарник больших отработанных рук,
Привычный, глубоко сокрытый очей звероокий испуг,
Поля и овраги, железным цветущие хламом,
И храм на холме и могилами вскопанный холм.
Корову, жующую словно навязанный корм,
Румяную девочку с тонким и плачущим «мама».
Румяную девочку, жёлтый лицей областной,
Учитель невнятных наук и красивый, и полублатной,
И женщины злые у белых дверей консультаций.
Проснуться. Ершами мороза покрылась река,
Огромного поезда туша взгремит, далека
Настолько, что мыслью не можно к нему прикасаться.
Ребёнок с запрошлого века стоит на горохе в углу,
Прекрасные сполохи реют по городу, миру, селу.
Воронежский пальцы в кулак не сжимает святой,
А речи на полках застыли в горшках с деревянной крупой,
Почуять страну. На скамье притаился Ставрогин.
Кому мы нужны без уменья почуять страну?
Всё отняли. Чистый язык. Голоса, тишину.
И страшно – как будто войти в борщевик вдоль дороги.