В зале ожидания бостонского аэропорта пахло тухлой селедкой, крепким самосадным табаком, квашеной капустой, едким перегаром от сорокаградусной «Клюквы особенной» и несвежими портянками – как, впрочем, пахнет во всех аэропортах и вокзалах США.
Источник едкого перегара нетрудно было в данном случае обнаружить: сидевшие на полу в углу зала три грузные двухметровые блондинки со свирепыми лицами и глупыми голубыми глазами только что проснулись после буйной ночи, проведенной в ожидании семь раз отложенного рейса № 11 Бостон – Лос-Анджелес. Теперь, потягиваясь спросонья, они зевали во весь рот или рыгали на весь зал – столь громогласно, что бумажный и полиэтиленовый мусор, повсеместно присутствующий на полу, слегка подпрыгивал в такт раскатистым извержениям девичьих пищеводов.
Посреди зала ожидания, относительно свободного от мешочников, дрались, никуда не спеша, два индейца, лениво размахивая ножами отнюдь не стерильного вида. Грязные перья на их головах дружно кивали, как бы благодаря судьбу за то, что им все еще удается удержаться на немытых головах.
Стоявший у входа в зал коп не обращал ни малейшего внимания на поножовщину в центре зала. Широко расставив ноги, он тискал в руках пачку мятых и засаленных купюр, пытаясь их пересчитать. Ему это не удавалось по двум причинам: коп был сильно не в духе из-за отравления своего организма дешевым мексиканским пивом «Три толстых мучачо» и, кроме того, умел считать только до трех – один-два-много, – а купюр у него в руках было несколько десятков. Много! Но вот насколько много? Коп размышлял, подыскивая нужное слово…
– Во, настриг-то! – Одна из блондинок глазами указала товаркам на пачку баксов в руках копа и рыгнула так, что мешочники в пяти метрах от нее рефлекторно зажмурились: видно, глаза защипало.
– Не завидуй! – ответила блондинке подруга. – Сама отбашляй в Департамент юстиции да и стриги на здоровье!
Коп, услышав про Департамент юстиции, вздрогнул и, выпучив от ужаса глаза, попытался спрятать баксы в карман. Однако по неосторожности он слишком сильно сжал пачку с одного края, отчего из ее середины выскользнул веер купюр… Деньги посыпались на пол, кувыркаясь и кружась.
– О-о-о… – Коп нагнулся, пытаясь собрать разлетевшиеся доллары, но не удержал равновесия и ткнулся лицом в пол.
Мешочники, оценив комичность ситуации, расхохотались в голос, топая ногами от удовольствия.
Коп покраснел от стыда, набычился, напрягся. Собрав всю свою волю в кулак, он слегка приподнялся и, уперевшись в пол двумя по-прежнему широко расставленными ногами и лбом, стал собирать деньги, вертя глазами во все стороны. Оба глаза его ходили свободно, независимо друг от друга, как у новорожденного, рыская при этом по всем направлениям – вверх-вниз, вправо-влево, – но и значительно вылезая из глазниц, рождая у наблюдающих подозрение, что вместо глазных яблок у этого копа белоснежные глазные огурцы, подернутые слегка розоватой паутинкой напряжения. Житейский опыт и необычная анатомия глаз обеспечивали копу обзор не меньше двухсот семидесяти градусов по азимуту. Наконец, он собрал все купюры.
По толпе ожидающих вылета прокатился восхищенный шумок:
– Полицейския академия!
– Вест Пойнт!
– Чему ж их только не учат!
– А ведь не молодой уже… Циркач!
– Поди, за шестьдесят уж крепко!
– Не может быть!
– Почему? На госслужбе же сейчас с семидесяти пяти только на пенсию отпускают!
– Я знаю.
Сложив деньги в пачку, коп ловко оттолкнулся от пола головой и встал. Сведя ноги на ширину плеч, полицейский окинул зал орлиным взором победителя. И вовремя – в ту же минуту входные двери распахнулись, впуская двух смуглых рослых пассажиров, принадлежащих, безусловно, к высшей категории обитателей переднего салона – бизнес-класса.
– Ого!
– Смотри, какие смуглые!
– Таких на откидное-боковое в самолете не посадишь! VIP!
– VIP, – объяснила своей десятилетней дочери дородная пассажирка, сидящая на груде чемоданов, обвязанных для верности жгутами из старых простыней и половиков. – Это Очень Импотентные Персоны значит!
Глаза девочки приняли осмысленное выражение, она стряхнула шелуху семечек с груди, поправила подол сарафана и сказала басом: