Я стоял в тени материнского корабля. Раскинув щупальца в разные стороны, он торчал из земли, словно гигантский тотем.
Никогда не видел их так близко.
Миллионы граненых трубок сплетались друг с другом, образуя невероятную геометрию. По глазам побежала мелкая рябь, в ушах едва заметно загудело. Я отвернулся и крепко зажмурился.
Под челюстью защекотала подступающая тошнота. Инопланетный орнамент, покрывающий корабль, все же вспыхнул перед глазами и начал циклично менять форму. Тело в очередной раз уходило из-под контроля. Я включил медицинский модуль костюма, вколол себе обезбол и, не разжимая век, стал ждать, пока мозг успокоится.
– Твою мать, – прошептал я с одышкой.
Откуда-то сверху раздался непонятный шум, я поднял голову и запустил алгоритм наблюдения. Визор прицепился к мелькающим объектам, увеличив изображение с камер. Что-то рвалось наружу из-под сходящихся в узле граненых трубок. Не поверив своим глазам, я активировал ускорители и прыгнул к источнику звука. Внутри неглубокой дыры в поверхности корабля копошился человек. Трубки обвивались вокруг его тела и уходили под кожу. Он судорожно дергал руками и ногами, не желая оставаться вросшим в эту психоделическую фреску.
– Ни хера себе, – пробубнил я и включил экраны на шлеме, пробираясь внутрь.
Пространство заполнилось холодным светом, узник отвернулся, пряча глаза от ярких лучей. Он был с ног до головы покрыт густой черной жижей, сочившейся из гниющих ран.
– Погоди, брат, – забормотал я, – выберемся. Медиков вызову.
Он застонал, давая понять, что не в силах терпеть.
– Ладно, ладно, – сказал я, активируя резак. – Сначала отцепим тебя. Потом медики.
Я принялся рассекать опутывающие парня прутья. Пленник истошно орал. Каждый перерезанный кабель приносил ему боль.
– Давай передохнем, – сказал я, давая ему выдохнуть.
Парень тяжело дышал. Черные ребра со свистом поднимались и опускались, черная жижа у торчащих между ними трубок пузырилась.
– Вой-на… – немощно прошептал он. – Вой-на…
– Победили, брат, победили, – подбодрил его я. – Крепись, тут еще много.
Я продолжил освобождать пленника. Крик возобновился. Из-за тесноты действовать аккуратно не получалось, я хватал трубки пучками и грубо разрубал их, высекая искры из обшивки корабля.
Внезапно вопли оборвались. Испугавшись, я посмотрел на пленника и замер.
У него было мое лицо. Худое, грязное, изможденное. Мое.
– Че за, на хер? – завороженно пробормотал я.
Узник ухмыльнулся. Я открыл шлем, чтобы взглянуть на него своими глазами.
В нос ударил запах гнили и бензина. Картина не изменилась.
– Т-ты кто? – прошептал я.
Лицо узника растянулось в зловещей улыбке, из запекшихся ран брызнула кровь. Он с хрустом распахнул челюсти и завопил. Трубки, торчащие из его тела, раскалились добела, меня обдало жаром, голова взорвалась острой болью. Я потерял равновесие и, не удержавшись, полетел вниз.
Пространство подо мной вытянулось в трубу, делая падение бесконечным. Костюм воспламенился от трения, внутри стало невыносимо жарко. Я горел так ярко, что меня было видно со всех уголков Вселенной. Даже тварям с их далекой планеты.
«Где же земля?» – подумал я и погас.
Боль в висках прорезала темноту. Не открывая глаз, я зажмурился еще сильнее и замычал, пытаясь вдавить затылок в землю. Под головой было что-то твердое, совсем не похожее на грунт. Поясница саднила, в ногах покалывал белый шум.
Собравшись с силами, я медленно разомкнул веки. Солнечные лучи беспощадно ударили по глазному дну, височная боль пустила корни к затылку.
– Твою-то мать, – выдохнул я, борясь за жизнь.
Через щель между ресницами мне удалось разглядеть узкую стену, обшитую выцветшей вагонкой. Под торчащими из нее бельевыми веревками висел черно-белый портрет Цоя. Последний герой Советского Союза смотрел вдаль, гордо задрав подбородок.
Где это я?
– Очухался? – прогремел надо мной знакомый голос.
Я с усилием повернул голову и увидел в дверях брата с банкой огурцов.
– Вставай, Гэтсби хренов. – рыкнул он, ослабляя галстук на шее.