1 глава
Помню, моё первое дело было очень необычным и достаточно сложным. Настолько неожиданным, даже для моего аналитического ума, что конец этой истории запомнился мне на всю жизнь, и больше таких ошибок я не повторю. А о какой ошибке идёт речь, расскажу прямо сейчас. Было это лет 40 назад, но я до сих пор помню все мельчайшие подробности. Тогда я был молод и полон сил. Я не был похож на обычных молодых господ, одетых в различные роскошные, качественные, дорогие или необычные наряды, привлекающие на себя всё внимание окружающих. Их только и волновало внимание женщин. Меня же интересовала учёба. Я был чуть ли не везде первым: и в мероприятиях, и в предметах, а больше всего я любил уроки физики и фехтования. Одевался я до крайности скучно и ничем не выделялся внешне, был я, так скажем, серой массой, и то не такой уж и серой, ведь все пытались быть яркими и необычными, а я наоборот отличался от всех тем, что не выделялся, от чего на меня поглядывали в разы больше, даже если я и не хотел такого внимания к своей персоне… Все же вокруг меня старались либо показать свой статус, либо показаться очень приятным обществу и дамам. Я же, в свою очередь, всей душой показывал, что мне не интересны все эти однотипные балы с глупыми отроками, которые только и мечтают завязать семью в семнадцать лет. Нет, я был не таким. Одевался я скромно, обычно в чёрные брюки, обшарпанные жизнью, белую рубашку и такие же чёрные туфли на маленьком каблуке. Самое особенное в моём образе был чёрный цилиндр, доставшийся мне от деда, переданный моему отцу и, наконец, оказавшийся у меня в руках. Все меня узнавали только по нему. И как только видели меня, то сразу же говорили: "Цилиндр идёт, сейчас допрашивать будет!".
Закрепилось такое название из-за моей любви к деталям. Меня веселило подойти к какому-то ученику и сказать: "Вы вчера, как только после бала вышли, забыли свои документы. Я это понял, потому что пишете вы сейчас то же самое, что и вчера. И вашей любимой кожаной коричневой сумки, которой вы постоянно хвастаетесь всем вокруг, не пропуская ни одного дня, не вижу. А что от бала вы вышли, я понял по запаху женских духов от вашей одежды. Видно, вы вчера уснули, не переодевшись, а с утра проспали, это я понял по синякам на глазах, показавшим, что вы не выспались и вернулись поздно. И по запаху алкоголя, видно, вы заснули под его действием, когда ничего не соображали, и вам пришлось выйти в том же, в чём были. Я прав?". Обычно после таких высказываний меня побаивались и старались отсесть как можно дальше, чтобы скрыть от меня свои постыдные секреты.
Быть может, такая природная любознательность была обусловлена моей родословной, в которой и мой отец – Проныров Поликарп Александрович, и мой дед – Проныров Александр Семёнович, были знаменитыми сыщиками на весь Петербург. Я очень хотел быть на них похожим и тоже мечтал стать знаменитым сыщиком, чтобы моё имя висело на главных заголовках моих любимых газет: "Проныров Роман Поликарпович раскрыл преступление на улице Х".
К сожалению, мой отец и дед умерли достаточно рано, когда мне было лишь 5 лет, из-за своей опасной работы. До сих пор помню, перед тем как выйти, дедушка потрепал мои каштановые, в папу, мягкие прямые и длинные волосы своей бледной, худощавой, с яркими синими венами холодной рукой, а папа улыбнулся своей проницательной улыбкой, такой улыбкой, что в душу заползёт, заполняя каждый уголок. И с такой улыбкой он говорил мне: "Рома, после работы, вместе с тобой и с твоими сёстрами, мы пойдём в цирк, а потом погуляем в центре города!". Эту мимолётно прекрасную и тёплую улыбку я запомнил на всю жизнь и больше никогда не видел. Он обещал, но вечером я его уже не видел, а вместо этого услышал горький плач мамы и бабушки, к которому постепенно начали присоединяться и сестры, кроме одной, самой младшей и любимой мной Марфы. Любимой из-за того, что она была настолько наивной, честной, не испорченной глупыми советами и очень умной.Такое чувство, что она всё понимала до того, как ей скажут правду, что она просто притворяется маленькой, а на самом деле ей далеко за 20, настолько сообразительного ребёнка я не встречал никогда! Придёт как-то, присядет рядом и начнёт думать над своим существованием, а задаёт такие философские вопросы, что и я на них не могу сам ответить, и кажется будто сейчас её милые голубые блестящие глазки заплачут от грусти и не справедливости этой жизни…