Тяжёлая работа
Двум людям: единственному для меня безгрешному человеку, маме, и человеку, чьи высокие моральные принципы не вызывают у меня никаких сомнений, другу детства, Максиму Александровичу Огаркову посвящается эта тяжёлая работа.
«Переноси и крепись. Себя оправдает страданье,
Горьким нередко питьем хворый бывал исцелён».
Овидий.
«Не для того, чтобы отточить язык взялся я за эту книгу: она учила меня не тому, как говорить, а тому, что
говорить. Как горел я. Как горел я улететь к Тебе от всего земного. Я не понимал, что Ты делаешь со мною».
Святой Августин.
«Страна русов. Это большая и обширная земля, и в ней много городов. Между одним городом и другим большое расстояние. В ней большой народ из язычников. И нет у них закона, и нет у них царя, которому бы они
повинились. В земле их золотой рудник. В их страну не входит никто из чужестранцев, так как его убивают».
Мухаммад ибн Ахмад ибн Ийас аль-Ханафи.
1.
В России я оказался самым случайным образом. Можно сказать, что самым случайным образом в России оказывается каждый младенец, в России рождённый, но это не мой случай. Мне довелось начать новую жизнь в этой по всем параметрам непредсказуемой стране во вполне половозрелом возрасте. К тому моменту меня уже полтора раза пытались на исторически родных просторах женить.
Родился я в Ирландии, но после одной неудачной коммерческой схемы оказался в Италии. Мне было тогда лет двадцать.
Умолчу пока про Ирландию и начну про Италию. В те годы, помимо своего нативного языка, я знал только латынь. И то, в таком объёме, чтобы на Соборной площади оказывать помощь чужеземцам, заблудившимся в замечательном городе Милане, или самому спрашивать маршрут до его окраин. Обратный путь на родину для меня был заказан, а что делать дальше, не было у меня никакого представления.
И вот, в день единнодцатый, месяца марта, года 69хх от Сотворения Мира подходит ко мне человек и странно оглядывается. Затем, на такой же плохой латыни, как и у меня, спрашивает, где нужное ему заведение. Я, было, подумал, что он из наших, уж настолько он скверно изъяснялся, поэтому перешёл на свой родной гэльский и уже приподнялся для того, чтобы принять незнакомца в родственные объятия, но в ответ услышал такую страшную тарабарщину, что речь этого странного человека заставила меня поторопиться, и я сразу повёл иноземца туда, куда он просил.
«Так вот, – выходя из глухого переулка и отдуваясь с облегчением, спросил чужестранец. – Что ты знаешь и умеешь?»
Я, как у нас говорится, стушевался. Что я умею? Стал рассказывать, что умею и знаю всё: от земляных работ и пивоварения до работы по металлу. Но подумав, нет, я так всё же не рассказал, потому что многими ремёслами я занимался не то, чтобы совсем легально.
Тут заиграл в соборе орган, распугав голубей, сидевших по карнизам, и музыка разлетелась по округе, предвещая службу. Что-то защемило у меня внутри, и я пропел пару строчек из любимого хорала. Что-то вроде…
«Отлично! – хлопнул меня по плечу чужестранец. – Хочешь получить достойную работу органного игреца? Есть тут у меня один списанный органчик, его нужно будет в дальней дороге починить. – Тут незнакомец неопределённо потряс кистью, будто предлагая выпить, или словно подбирая слова на чуждом ему наречии. – В крайнем случае, можно будет в дальней дороге выяснить, что он к починке не пригоден, и мы вас отправим обратно в Милан с частью гонорара. Короче, мне по заданию нужен ещё один итальянский специалист».
(Он, правда, не добавил, что от наличия инструмента в точке назначения в исправном виде зависит и наличие головы на моих плечах, но об этом мне скажут потом другие люди).
Я согласился, и он пригласил меня выпить по кружечке эля. Мы зашли в сырое подвальное помещение.
«Оп, – предупредительно остановил он меня, когда я допивал напиток, –осторожнее, там, на дне кружки ваш аванс».