Посвящение детям Северной Священной Бездны
Метафора – это маска Бога, через которую можно прикоснуться к вечности.
Джозеф Кэмпбелл
«Сила мифа»
Священное дитя, рожденное до века, приветствую тебя в феноменальном узоре мига Абсолюта бытия. Доселе ты считаешься рожденным, и кандалы тебя печалью обрекают насажденной. Покой извечен в совершенстве Ока Всеотца, и недоступны знанию его бессмертные деяния в распахнутых устах Сознания. Кровь дыхания пылает, речь наружная разлуки вторит, чарами слитая, через них ты зло познаешь, обрекающее быть сожженным на костре захвата титанической природой. Отчаяньем охвачен беспрестанно и борешься с изъяном недруга больного, когда и сам на скамье обладателей порока. Кому ж быть важным, нужным ты желаешь, коль разум твой покорен полю брани и скорби по неведению изгнания, доспех тобой владеет, и имя тому – желанье. По ветрам склоняешь головы неспокойные и уличить желаешь блеск теней цепей уязвимым чертогом невольника недуга смертных слез. Сковал глаза тебе сей морок блудный, и награжден ты волей волчьей, ненасытной, ожидая, а не пребывая в даре Бога. Враги твои по обе руки хваткой терпкой докучают бремя горького рассудка: берег один изъявляет горечь прошедшего и берег другой отправляет в странствие к суматохе, реву и надежде, опасаясь бесполезного праха и камня без покрывал медалей за ворох пыли борьбы с недостатком наживы. Волку привнеси раздор и месть, напади и копьем осади, иначе не успеешь и смекнуть, как в пасти его воли будешь жадно сохнуть и искать наживу для утробы пастбищ, не знающих срока. Изъян твой – это «семя великаново»1, узреть его коль сможешь, увидишь и в другом захват гигантского покрова – кара это страшная дитя коснулась, но неповинен он, что объят пламенем дракона. Всесильный мудростью щедрой дитя одаряет, коль вспомнишь и примешь – душа возрадуется, что меч обожженный сразил волчью пасть вредотворную. Вернешься в лоно чистого истока, познав Божественную природу.
В чужих руках несчастье – малое зерно;
В своих руках и малая проказа как рассеянное поле заразы.
Звенящей песнею удалого метнешь копье на раскаленный стан кипящей лавы Волка, будто бы устами немыми и крушеньем вмиг врага был ты возведен на трон сияния Ока2. Когда найдешь, не будешь ослеплен и не будешь познан, то было вечно в покоях Отца, но сгинуло хромой деревянной ногой к добычи злой гонцам.
Цепкий взгляд разожми – незримо к скале ты спешишь, зорок тот, кто видит малые песчинки за скалой, но не смотрит. Внимание блюди3 – с корней, в ущелье извивается яда носитель – оборотись и выпорхни к небесной кроне, которой нет конца и корню нет начала. Трижды буря вознесется – к Солнцу4 взор направишь остро, в том тебе благо.
Смутились воды пред тобой, когда оставил ты палаты бессмертного пира и сын своевольный лекарство избирает среди пещер похищенного Солнца. В Дом Священный людей покровителя не войдет желающий и не войдет кто стены обойдет иль поломает силою ограды, иль устремится злоречиво оболгать воды Мимира истока. Веревки вьешь из мутных вод, и в этом ли бездарной жизни плод? Плодами кормишь йотунские снасти, не ведая, что давно уже ты в цепкой хватке волчьей пасти.
Дите Священной бездны, учтиво добрым разумом приветствую тебя!
Ты внемли истине закона,
Где твой удел не страж над стонами ударов врат Орлога,
Где твой удел влачит непререкаемый всем равный грохот Рока
И в утешении себя надрывом неминуемой свободы
Не скроешь раненый костер души стяжаний боли —
Ты вмиг увидишь благо поневоле,
Объятый горем пред порогом тайны мудреца.
Вне смерти мертвеца не познать закона вечного огня
Шепчи себе сквозь сумерки заветного конца: «В объятиях рассвета молчание откроет тайну неба, где озаренный духом свет дорогу к дому Всеотца хранит. Величие есть покой».
Долго придется
в горькой печали
рождаться на свет
мужам и женам!
С Сигурдом я
теперь не расстанусь!
Сгинь, пропади,
великанши отродье!
(«Поездка Брюнхильд в Хель», строфа 14)5
Цикл вечного вращения гончарного колеса обрекает на горькие печали смертного сна, беды он несет, и великанши отродье в муках материи чинно навлекает гнет тирана продажи обременения страданьем. Несчастный рой мужей и жен в невежестве отвергли долг и воле блудной предались, служа техничным властным великанам в гордый и прижимистый подчин. Не ведают, что служат великанам грузным, жадным, темным