Он бежал по заснеженным улицам города, то и дело озираясь по сторонам. На дворе свирепствовала жестокая и страшная зима 1942 года. Ленинград медленно умирал, зажатый в тисках блокады, и он, сотрудник милиции, как никто другой знал об опасностях, подстерегавших путника на каждом углу.
Серый усталый город стал пустым, словно утратил душу. И только сердце едва слышно и упрямо билось в груди, не давая смерти окончательно накрыть его своим саваном. На пути молодого человека то и дело попадались прохожие. Словно тени, они брели в никуда, не осознавая цели своей дороги. Голод безжалостно господствовал в городе на Неве, стремясь сломить и подмять его под себя.
Иван Андреевич Крылов, подкидыш, получивший в детском доме такие же имя и фамилию, как у знаменитого баснописца (очевидно, от большого почитателя его таланта), сейчас бежал навстречу своей удаче. Он был молод, но труслив, и потому между двух зол, фронтом и службой в милиции, Иван Андреевич, как ему казалось, предпочел меньшую тяжесть, избрав второе.
Поначалу он пожалел о сделанном выборе, поскольку с того момента, как фашисты подступили к городу, в нем началась такая чехарда, что служители закона едва поспевали восстанавливать порядок. Как из-под земли вырастали новые банды, резко возросло число воров-одиночек, соседи убивали и грабили соседей. В преступники подались девчонки и мальчишки, оставшиеся без родителей. Из самых глубин душ голод вытеснил столько грязи, что страх наказания утратил свою силу.
Тогда Иван Андреевич и пожалел, что не ушел со своими ровесниками на фронт, потому что рядовому сотруднику милиции приходилось каждый день рисковать жизнью ради обывателей, а умирать он не планировал. Но со временем молодой служитель закона приспособился к службе, пытаясь хитростью избегать участия в опасных служебных операциях, а пайка хлеба, смекалка и милицейская форма позволяли выжить в это трудное время. Он знал, что однажды все изменится. В конце концов, рано или поздно или Красная Армия прорвет блокаду либо немцы войдут в город. Ивану Андреевичу было все равно, он смог бы прожить при любой власти, лишь бы сейчас, именно сейчас запастись капиталом для дальнейшего, где угодно и с кем угодно, существования. Грабежи и убийства, расползающиеся по Ленинграду, как зараза чумы, были тем необходимым прикрытием, которым решил воспользоваться юный милиционер.
Уже в конце ноября – начале декабря 1941 года люди без раздумья за банку тушенки отдавали золотые украшения, драгоценные камни и произведения искусства. Это и породило в уме еще молодого человека, но уже с подернутым черным туманом нутром, план по обогащению.
Черты лица славянина средней полосы России, голубые глаза, полные наивности и добросердечности, статус служителя порядка и осведомленность дворников не только обеспечивали Ивану Андреевичу беспрепятственный вход в любую квартиру или дом, но и вызывали в собеседниках чувство доверия. А продуктовые карточки, пусть и фальшивые (а кто это знает?), волей случая оказавшиеся в его руках, открывали не только двери, но и запасники отчаявшихся и ослабевших от голода их обладателей. Никто из обманутых владельцев не подозревал о жестокости и черствости сердца, бьющегося в груди молодого человека. И чем сильнее и туже лапа смерти сжималась на горле города, тем легче промышлялось Ивану Андреевичу. И только одно удручало молодого милиционера. Нет, не страх быть разоблаченным и пойманным (он был очень аккуратен), а то, что добыча эта воспринималась им как капля в море. Рисковать свободой за одно-два колечка уже не хотелось, а мечталось о деле, где за один раз он смог бы обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Например, о старинных семейных драгоценностях, которые наверняка где-то лежат и ждут своего часа. И видимо, какие-то только его боги услышали молитвы Ивана Андреевича, потому что вскоре молодому человеку представился такой случай.
Как-то, охраняя памятник «Медного всадника», который предусмотрительно был обшит досками на случай бомбардировок, Иван Андреевич познакомился с одинокой старушкой, приходившей к памятнику, как и многие жители города, чтобы поживиться дровами (если удавалось). Она сразу показалась ему необыкновенной. Своим наметанным глазом Иван Андреевич определил, что перед ним не просто старушка с пожелтевшей и сморщенной от старости и недоедания кожей на лице и руках, а ни много ни мало, представительница дворянского сословия. Актерским талантом молодой человек обделен не был, поэтому изобразить заботу и сострадание для него труда не составило, и он позволил ей стянуть парочку досок и даже помог донести их до квартиры, где растопил ими остывшую буржуйку. В благодарность старушка угостила его кофе, который берегла для особого случая. С тех пор Иван Андреевич стал дорогим гостем в доме новой знакомой, и ему были рады и ждали в любой час дня и ночи. А совпадение его имени, фамилии и отчества с именем знаменитого писателя вызвали в старушке такую бурю эмоций, что она готова была расцеловать молодого милиционера еще при первой встрече. Оказалось, что сама она, к сожалению, родилась гораздо позже, и узнать лично баснописца ей счастья не выпало. Но ее деду, Иллариону Григорьевичу, такой шанс выдался. Крылов, ленивый на различные рауты и путешествия, к ним же в усадьбу заезжал частенько, наведывая приятеля.