Глава 1.
Море пахнет ржавчиной и солью. На пирсе ветер хлещет по щекам так, будто хочет содрать кожу, а я стою с рюкзаком, который давно промок, и смотрю, как на воду опускается стальная серая тень – наш траулер "Тихий прибой".
Я не моряк. Никогда им не был. Но оставаться на берегу больше невмоготу.
Работа на судне – не мечта, а убежище. Здесь есть только небо, волны, и восемь парней, которые не задают лишних вопросов.
– Ты новенький? – раздался хриплый голос позади.
Я оборачиваюсь. Высокий мужчина, сутулый, от куртки, сильно пахнет дизелем.
– Да.
– Капитан «Тихого прибоя», – сообщил он мне. Попросил звать себя просто – Иваныч.
– Залезай, – кивает он. – Скоро отплываем.
Я поднимаюсь по трапу и перехожу черту. На корме пахнет рыбой и маслом. Над головой – небо без солнца, и ворон на мачте. Кричит, когда я прохожу мимо. Плохой знак?
На судне мне отвели узкую койку в общей каюте. Рядом спит Мишка, механик лет сорока, с лицом, как у бульдога – лицо в шрамах, а руки в пятнах от ожогов. Он не особо разговорчив.
– Тебя как звать? – спросил он, когда я раскладывал вещи.
– Лёха.
– Угу. Не лезь в моторный отсек без меня. И в холодильник с рыбой – тоже.
– Хорошо.
– И не болтай с Жекой. У него… крыша едет. Иногда. Но руки золотые. Починит что угодно.
Внизу я чувствую слабую вибрацию – включаются дизеля. Судно оживает, как большое уставшее животное. Идём в северные воды, куда обычные рыбаки стараются не соваться – туда, где «от рыбы рвутся сети».
Нас девять. Кроме меня, Иваныча, Мишки и Жени есть ещё повар – старик с вечно дрожащими руками, его все так и звали – Старик. Еще несколько матросов – молчаливых, с пустыми глазами. Имен которых я не запомнил. Один – по прозвищу Краб – каждое утро делает зарядку прямо на палубе, босиком, в одном тельняшке. Кто-то смеётся над ним, но тихо, за спиной.
Первые дни, путь проходит в тумане. Я работаю на палубе – драю палубу, помогаю с сетями, таскаю ящики. Никто не говорит о погоде. Никто не говорит вообще ничего лишнего. Кажется, будто все здесь просто ждут – когда рейс закончится, когда вернутся домой, когда море отпустит.
Иногда мы молчим по несколько часов. Тогда слышен только ветер, гул двигателей и скрежет металла, когда сеть поднимается с глубины.
На пятый день начался дождь, и не прекращался. Палуба стала скользкой, трюм – влажным и вонял гнилью. Мишка пошёл чинить генератор и вернулся злой, с окровавленным пальцем.
– Что случилось?
– Да шестерёнка, мать её… – отмахнулся он, и ни с того ни с сего стал рассказывать – Приснилось мне вчера – будто мы уже мёртвые все. Сидим в каюте, улыбаемся, и глаз у нас нет. Ни у кого. Просыпаюсь – а в трюме что-то шуршит.
Он нервно усмехнулся. Достал из кармана фляжку, выпил из нее и лег спать. Я лёг тоже, но не уснул.
Мне начинает казаться, что сны здесь – это не сны. Иногда среди ночи я слышу, как кто-то ходит по коридору. Медленно, тяжело. Я открываю глаза – темнота. И шум прекращается. Как будто тот, кто ходит, узнал, что я проснулся.
Вчера я видел, как Женя стоял у окна кают-компании и смотрел в темноту. Просто стоял. Не шевелился. Я прошёл мимо, окликнул его. Он не ответил. Чуть позже, когда я заглянул туда – там никого не было.
Иногда мне кажется, что я что-то слышу под нами. Не вода. Что-то… другое. Как будто внутри корпуса кто-то шепчет. Или скребётся.
Но я молчу. Потому что лучше не знать ответы, которых не ищешь.
Когда мы пересекли линию шельфа, Иваныч сказал:
– Дальше – нейтральные воды. Связи не будет. Спутники здесь не ловят. Если что – только аварийный радиобуй. Но не трогайте его без моей команды.
– Почему? – спросил кто-то.
– Потому что! Много будешь знать – мало будешь спать.
Все замолчали. Старик заворчал. Женя хмыкнул, будто в этом был смысл, и ушёл к себе в каюту.
В ту ночь я впервые почувствовал, что нахожусь не просто вдали от берега. Я почувствовал, будто мир, к которому я привык, остался по ту сторону горизонта. А здесь – другое. Настоящее. Старое. Глубокое.
Я заснул под гул машин и плеск волн. Последнее, что помню – как кто-то прошёл мимо моей койки. Я не открыл глаза. Слишком устал.