Главу кубинской мафии все звали Паррандеро. В переводе на русский язык – Весельчак. Конечно, у него было имя, данное от рождения, и все его знали. Ну а для чего ему было скрываться? Он чувствовал себя на острове уверенно, он, можно сказать, был здесь хозяином. Даже так – полновластным хозяином. Что официальные власти, что полиция? Они ничего не могли сделать с Паррандеро, да и не стремились ничего делать. У него были деньги, много денег. Очень много. А у кого деньги – у того и реальная власть. Таков закон того мира, частью которого до поры до времени был остров Куба. И никого не интересует, откуда ты добыл деньги – это еще один незыблемый закон. Чем больше у тебя денег, тем меньше у кого-то возможности и желания знать, каким путем ты их добыл. Это третий закон.
Но все же почти все знали, каким путем разбогател Паррандеро. Это, что называется, был тот самый пресловутый закон Полишинеля. Торговля наркотиками, взимание немалой дани с публичных домов, коим и счета никто не ведал, – вот основные источники дохода Паррандеро. Но не только они. Были и другие источники, о которых знал лишь очень узкий круг людей. Например, пиратство в Карибском море. Еще торговля оружием.
Конечно, и пиратство, и торговля оружием – все это были действия, так сказать, несамостоятельные – вряд ли кто-то позволил бы обыкновенному, по сути, бандиту, каковым являлся Паррандеро, обогащаться таким-то образом, поэтому такое обогащение вплотную касалось политики, а бандиты политикой не занимались. Паррандеро без покровителей обойтись не мог. Они у него и были – власти соседствующих с Кубой США. Разумеется, не сами власти как таковые, а их спецслужбы, но это, по сути, было одно и то же. Именно они снабжали Паррандеро оружием, которое он затем выгодно перепродавал всяческим сомнительным «партиям», «армиям», «союзам» и «движениям». И не только им, а, по сути, всякому желающему, кто мог заплатить.
То же самое касалось и пиратства. Тут уж тем более нельзя было обойтись без высоких покровителей. Попробуй-ка поразбойничай безнаказанно вблизи границ Соединенных Штатов! Мигом уйдешь на дно со своим «веселым Роджером»! А если не на дно, то сядешь на электрический стул. Но Паррандеро и не тонул, и на электрический стул не садился… Из чего сам собою напрашивался вывод о высоких покровителях, которым он был выгоден вместе со всеми своими предосудительными и кровавыми делами.
Если разобраться, он и впрямь был выгоден тем же американским спецслужбам. Остров Куба был слишком большой ценностью – в географическом, а значит, и в политическом смысле. «Непотопляемый авианосец» – это образное прозвище буквально приросло к Кубе. Да, впрочем, так оно было и на самом деле, без всякой образности. Ну а если так, очень важно, кто будет этим «авианосцем» владеть.
Что касаемо американцев, то владеть Кубой они желали просто-таки до самозабвения. А как, по их мнению, это можно было сделать лучше всего? Держать остров в повиновении. А как лучше всего держать его в повиновении? Погрузить в беспросветную, безнадежную нищету. Поселить там страх, отчаяние и уныние. Чтобы каждый островитянин только то и делал, что ежедневно пытался добыть для себя кусок хлеба, а еще уберечься от разномастных разбойников. В такой ситуации никто ни о какой лучшей доле думать не будет. Для этого нужно объединиться, изыскать пути и возможности. Но тяжело объединиться, когда ты голоден, когда ты опасаешься каждого встречного, когда у тебя не хватает сил для объединения. Да что там – для объединения! У тебя не хватает ни сил, ни времени, чтобы даже задуматься обо всем этом. Борьба за ежедневный кусок хлеба – дело невыносимо тяжкое, она отнимает у человека все силы.
Вот в этом-то смысле Паррандеро и был полезен спецслужбам, а через них – и властям соседнего могущественного государства. Он держал в страхе и голоде, а значит, и в повиновении весь остров. Весь «непотопляемый авианосец», название которому было Куба. Оттого его и поддерживали, и покровительствовали ему. Известно, что нет надежнее слуги, чем злобный пес. Во всяком случае, до той поры, пока он не укусит хозяина. А Паррандеро хозяина не кусал. Возможно, этого ему и хотелось, а может, и не было такого желания – что можно разглядеть в мрачной собачьей душе?