Один из беднейших районов Лос-Анджелеса, населённый латиноамериканцами. Грязные улицы, по которым торопливо снуют прохожие, невзрачные дома с лестницами, на ступенях которых сидят пожилые люди, и машины, набитые молодыми людьми.
На фоне всей этой невзрачной картины особенно выделялась опрятная с виду спортивная площадка, на которой дюжина молодых ребят с азартом играла в баскетбол. То и дело раздавались задорные выкрики:
– Шевелись, амиго, не то придётся бежать за пивом!
Напротив спортивный площадки находился небольшой гараж с гордой вывеской «Автоцентр Санчо Гонсалеса». Весь фасад гаража был украшен граффити. Хотя слово «украшен» здесь не совсем подходит. Это были просто краски без смысла и форм. Ворота гаража настежь отворены. Даже с улицы был виден длинный стол у дальней стены, на котором лежали различные инструменты. Слева от стола выглядывала задняя часть поддержанного «Шевроле» и обшарпанный столб, служивший правой частью видавшего виды подъёмника. Под стать всему гаражу оказался и сам хозяин – Санчо Гонсалес, невысокий мужчина пятидесяти лет с солидным брюшком и лысиной. Он обладал мясистым носом и густыми усами. Круглое лицо пестрело множеством щербинок, отчего выглядело более чем отталкивающе. Гонсалес появился на улице одетым в рабочий комбинезон с затёртыми лямками. В руках он сжимал замасленную тряпку и как всякий другой, профессиональный механик, вытирал ею руки без видимой надобности. Остановившись в непосредственной близости от проезжей части, он гневно закричал в сторону спортивной площадки, при этом весьма выразительно подчёркивая слова угрожающими жестами. В данный момент такой жест выражался в указательном пальце правой руки. Перед тем как выставить палец перед собой, Гонсалес тщательно вытер его со всех сторон:
– Мануэль! Где тебя черти носят? У нас полно работы. Некогда прохлаждаться.
Со стороны площадки раздался весёлый голос:
– «Оспа», лучше сам поработай. Смотри, как растолстел. Пузо уже ничем не закроешь!
Эти слова имели смысл. Майка Гонсалеса задралась, обнажив живот выше пупка. Этого могло бы и не произойти, если б он вовремя заметил, что замок на комбинезоне открылся. Он быстро натянул комбинезон закрывая живот и, снова закричал в сторону площадки:
– Если через четверть часа тебя не будет, можешь вообще не приходить на работу!
А потом развернулся, вошёл в гараж и сразу же направился в сторону маленькой будки, служившей для него своего рода кабинетом. Здесь он занялся разбором ежемесячных счетов.
Прежде чем взять очередной счёт, он каждый раз и очень тщательно вытирал руки тряпкой. По всей видимости, он вообще не расставался с ней. На лице у Гонсалеса застыло недовольное выражение. И тому виной стали цифры указанные на счетах. Вскоре к недовольству добавилось и раздражение.
– Да что они…совсем с ума посходили, – гневно пробормотал он и тыльной стороны ладони отодвинул кучу счетов подальше от себя. Бросив на них ненавистный взгляд, он ещё тише пробормотал: – Придётся взять ещё один кредит. Работы почти нет… – услышав скрип тормозов, он вытянул шею и прислушался. До него донёсся голос Мануэля и ещё один, мужской, но незнакомый. Он быстро поднялся и вышел из кабинета.
Снаружи стоял красный Феррари. Рядом с автомобилем стоял высокий мужчина с аристократической внешностью. С первого взгляда становилось понятно, что этот человек богат. Эту принадлежность подчёркивал и богатый костюм, и высокомерные жесты, которыми он сопровождал свои слова.
Гонсалес остановился и с откровенным удивлением стал рассматривать автомобиль. Первое что приходило в голову – как он вообще мог ездить на нем? Феррари был разбит едва ли не всмятку. От передней части оставался целым правый фонарь. Лобовое стекло, всё в трещинах, валялось на капоте. Крыша искорежена. Стёкол целых на дверях вообще не осталось. Повреждения, и очень сильные, имелись по всему кузову. Бегло осмотрев автомобиль, Гонсалес устремил взгляд на его хозяина. Мужчина разговаривал с его племянником по имени Мануэль. Мануэль доводился ему родственником. А если точнее, приходился сыном родной сестры Гонсалеса и помогал ему в работе. Увидев довольную улыбку Мануэля, он понял, что клиент стоящий.