Моё детство? Как бы его охарактеризовать? Ну, в общем, какой-то периодический попаданец и полная расхлябанность с пофигизмом и вечным вопросом: «А что? Так нельзя было?».
…
Я точно знаю. Я безусловно знаю, что стол тверже башки. Проверено. В четыре годика…
Детский сад. Обычный детский сад. В те времена СССР снега выпадало много, его спихивали к забору садика. И мой папа чтобы не ходит со мной в обход вел меня поверх забора по натоптанной тропе сугроба, который всё рос и рос всю зиму.
Обычный детсад. Как всегда и всё что есть в таком саду. И зачем-то мне понадобилось полезь под стол. Я маленький, я вечно маленький, но я тут не рассчитал. Стол был ниже. Я не успел поднырнул и с размаху врезался в край нижней доски стола, которая была приделана снизу столешницы…
Это сейчас делают из всякого, прости Господи, ну, в общем, всякого… А тогда, натуральное дерево. Оно не треснуло. Я схлопотал кучу звезд и дикую боль, да вдобавок рассечение. Рёв был на всю группу. Что делать, пацан есть пацан, если по жизни не схлопотал, то не пацан. Хоть как, хоть где. Вот, ну почему я тогда не сообразил, что по жизни и дальше так будет. Ну почему?
Кровь остановили. Залили зелёнкой. В СССР раньше так. Не пуля же, не мина. В те годы на такие вещи смотрели как-то по-другому. От войны то прошло всего ничего. Каких-то тридцать лет.
Вечером дома был переполох, и родители постановили, что с такой рассеченкой на башке я не должен быть. И всё. Меня потащили до остановки, тогда не было ни такси, да и такси было для пижонов.
Мы с папой поехали через весь город в больницу, БСМП, на автобусе ЛИАЗ. Кто-нибудь помнить, что были такие автобусы? А, народ? Ох и втыкалась на них коробка передач, я вам скажу, и весь автобус дергался как ошпаренный…
Мы зашли, папа что-то там переговорил. Вышел дяденька и повёл меня под ручки. Сука, как знал, что будет так не хорошо. Вот прям полный пипец как не хорошо. Меня раздели догола. И стоял и трясся от холода, от страха, от запахов. Меня провели дальше и я увидел это. Это стояло по середине комнаты, вокруг стояли какие-то странные повозки на колёсиках, и воняло, воняло так тошно. Не пойми чем…
Меня заволокли на стол, по-другому это не скажешь. Сказали лежать и не дергаться. А потом врубили тысячу ламп. Мне так показалось. Я не видел ничего хоть жмурься, хоть не жмурься. Мою башку схватили и начали штопать. Если бы я знал, что и в прямом и в переносном смысле я огрёб на свою башку в первый, но в последний раз.
Если сказать что я орал, то не сказать ничего. Я перепробовал всё. Стонал, скулил, выл, ныл, ревел, зверел, охал, пихался и снова… орал. Странное оно чувство, когда иголка входит в кожу твоей башки. Сука, ну почему я не знал, что это не в единственный раз?
И изредка видел как в дверях комнаты стоял папа…
…
Начал в шесть. Закончил в семь. Кто сможет расшифровать эту запись? Никто… Я начал играть в шахматы в шесть лет, а закончил в семь. Больше со мной никто не хотел играть. Никто. Потому что я выигрывал у всех. Меня не учили. Просто показали правила. И всё…
Закончилось тем, что мне подарили шахматы на моё семилетие. От имени девочки Гали. И я перестал играть. С тех пор прошло больше сорока лет. С тех пор я больше не играл и не играю…
А шахматы где-то лежать… Где-то…
…
Горящий дом. Напротив нашего деревянного двухэтажного дома горел такой же дом, такой же деревянный, такой же двухэтажный. Никто не приехал тушить, никто не приехал спасать. Никто. Ни пожарные, ни милиция, ни скорая. Такова жизнь в маленьком городке. Спасти, помочь могут только соседи. Если они сами могут. И всё…
Я смотрел в окно на соседний, на горящий дом… Никто не пришел и не помог… Никто… Каждый спасал себя сам. Как мог…
…
Вы знаете что такое хоккей на морозе в минус 20, минус 30, а ещё круче минус 40. Думаете не бывает. Ещё как бывает. Я всегда стоял на воротах. Без коньков, в валенках. Ну сами подумайте где коньки и где минус 40…
И всегда стоял без маски. Она мне не нужна была. Если я попадал в команду, то пацаны знали, что выигрывают. Я не пропускал. Ну, может быть одну. Две было пару раз. И всё. Такие дела…