Свадьба

Свадьба

Рассказ

Цвели уже в середине марта, ласково шелестели разлапистыми листами где-то высоко, над нашими стрижеными головами, столетние каштаны, в короткие минуты отдыха навевая нам грусть, дурманя наши стриженые головы, а мне было девятнадцать лет, сочных, горячих, полных наивных и несбыточных – юношеских надежд, каждодневных новых открытий, остро требующих свободы и женщины, не любви, а именно – женщины, веселой, податливой, ее тела, ее ласки, мне было всего девятнадцать лет, и я после «учебки» служил свою срочную в штабе армейского корпуса. Корпус в то время стоял тремя мотострелковыми дивизиями и рядом отдельных частей усиления в Грузии, на границе с Турцией, штаб его был в городе Кутаиси.

Служба моя проходила в ОМО – организационно-мобилизационном отделе, который занимался личным составом и призывом местных военнообязанных – грузин в ряды Советской Армии в случае войны. Я, как большой умелец рисовать еще со школы, был там главным рисовальщиком различных и довольно секретных на тот момент военных карт.

Отдел состоял по-военному скупо, из трех довольно упитанных майоров, тщедушного кудряша-капитана и меня, тощего солдатика. То есть, сержантика. Во главе стоял подполковник, строгий молчаливый осетин, который когда-то начинал свою службу из годишников-лейтенантов.

Майоры и капитан жили дружно, смело курили прямо на рабочем месте, резались в твист и дурака, забивали «козла» в домино, говорили обо всем, кроме своей службы и бойко принимались за работу, едва услыхавши в коридоре шаркающие, широкие, «фирменные» шаги нашего начальника. Надо сказать, шаги эти раздавались не очень часто. Он жил своей, еще не очень старой, полной тайны жизнью, а его отдел в штабе жил своей.

Наша задача, то есть призывного состава, состояла в том, чтобы успеть к началу учений сделать, сколько требуется, копий карт военного назначения. Карты эти, на наступление, на оборону полков, дивизий и отдельных частей усиления, на всевозможные рекогносцировки и выходы, выдвижения и мобилизации рисовали, разумеется, офицеры, а мы должны были их только оформлять и копировать. Карты эти были огромными. Они порой занимали стол величиной с пять-шесть столов для биллиарда. Делали мы все это после того, как офицеры уходили на ночной отдых, делали самоотверженно, ночами напролет, работали от души, надеясь на отпуск и заваривая покруче, благо, наши офицеры не скупились нам на чай и кофе.

Мне тогда очень нравился тихий, добрый, старинный, весь в зелени, какой-то спокойный и размеренный Кутаиси, благо, я каждый день, квартируясь в саперном батальоне, проходил на службу почти пол-города, спускаясь вниз мимо величественного и довольно мрачного Почтамта и направо по мосту через игривую красавицу-Риони.

По бокам кривой тысячелетней улочки, в старину еще вымощенной гладким крупным булыжником, тогда располагались всякие харчевни, лавашные лавки, шашлычные, небольшие кафешки, так манящие срочника, казенно столующегося в столовой саперного батальона, своими неповторимыми запахами только что зажаренных острых грузинских блюд. В этих заведениях торговали только мужчины – веселые усачи и там с утра звучали советские эстрадные песни и собирался почти весь город, то есть его мужская половина, медленно попивая молодое вино и горячо, по-кавказски рассуждая, как там в Вашингтоне все хотят с нами войны или как там в Москве все совсем забыли о своей бедной маленькой сестре Грузии.

Иной раз, проходя мимо такой харчевни, можно было слышать:

–Эй, биджо, захады сюда! Захады, дру-уг! Что хочешь, все дам! Мой старший сын первое письмо прислал, биджо… В Германии служит! Садысь, кушай, биджо, вино пей, это хороший вино…

Не знаю, как там теперь, но тогда грузины были народом добрым, уважительным к солдату и я иной раз добирался в штаб только к обеду.

Всю черную и тяжелую работу в городе тогда тащили на себе русскоязычные, в основном украинцы, а так же мы, солдатики, щедро посылаемые командирами на всякие работы «у этих гражданских».

Ну, я-то ходил на такие выходы всего два-три раза, служба не позволяла больше. А пацаны из саперного ходили очень часто, а потом с восторгом хвалились, как и чем их накормили и особенно – напоили добродушные грузины.