Орел приподнял клюв и приоткрыл глаза: здесь, высоко в горах, среди скалистых утесов, еще царило пропитанное спокойствием и безмятежностью ночное безмолвие. Он терпеливо уже в течение нескольких смен пронзающих холодных ветров выжидал свою крупную добычу, которая находилась недалеко, там, с южной стороны у подножья скалы, защищенной от непогоды, и принадлежала только ему. В этот предрассветный миг он почувствовал ее приближение и ничем не выдал своего волнения.
В сакле, вырубленной в скале, в очаге тлели угольки, разрушая царствующую темру1 и сохраняя теплящуюся в ней жизнь. У столба, подпирающего свод, обнаружились признаки шевеления, и послышался еле уловимый звук, похожий на шепот:
– Брат, скоро рассвет.
С другой стороны столба обозначился человеческий силуэт. Кряхтя, человек силился приподняться; это ему удалось.
– Да, брат Никанор, приближается рассвет, и наступит новый день. Ты береги силы, брат, к нам скоро придут вестники от нашей братии.
Ответа не последовало, и снова воцарилась тишина ночи, которую нарушил шепот:
– Ты выведи меня, брат Христофор, на воздух. Пришла пора, я хочу видеть солнце.
Оба зашевелились; кряхтя и напрягая все силы, приступили к непростому для них действию. Усевшись на устеленных горными травами и ветками валунах, они замерли в ожидании первых солнечных лучей. Утренний ветерок ласково шевелил их белесые волосы на непокрытых головах. Двое мужчин сидели словно изваяния, растворившись в безмолвии, и вели немой разговор с невидимыми богами и со своими душами, который прервал слабый голос Никанора:
– Скоро придут вестники. Тебе, брат, надо держаться их и следовать за ними; пришел час. Мне предназначено оставаться здесь, мое тело будет добычей горных орлов, но прежде поведаю тебе одну тайну бытия. Ты понесешь ее с собой и откроешь другому в свое время; не думай, кому и в какой час. – Голос Никанора прервался, и он издал сиплый кашель.
– Ты, брат, береги силы. Я останусь с тобой до конца дней, да и кто знает, чьи дни последние, – попытался успокоить своего сподвижника Христофор.
– Внимай моим словам, брат, они поведаны мне звездами с первыми лучами солнца. Пришла пора передать тебе тайну, которую некогда передали мне, и я носил ее в себе до этого часа. Слушай же.
Были времена, когда жрецы и волхвы могли говорить с богами с тех далеких звезд, – и Никанор, приподняв слабую руку, указал ею в сторону, откуда недавно взошло солнце. – Те боги прошли тернистый путь своего восхождения и получили повеление Единого обустроить нашу Землю и заложить здесь семя, подобное своему. Земля же, мать наша, была сотворена Единым. Так и сделали те боги с тех звезд, обустроили планету, всё на ней есть для человека. В определенных местах заложили семена себе подобных людей – мужчин и женщин разного цвета кожи; предоставили им возможность познавать себя и все окружающее по своему разумению, дали все блага и искушения да наделили смертью, дабы давать их душам покой и очищение в других мирах и возможность вернуться, сменив обличье. Стали рождаться в тех местах люди, кто раньше, кто позже. Тьма носилась над Землею; страшились люди тьмы и не видели света, творили друг другу зло. И родился среди белых людей, живущих там, где солнце над головой светит, сильный человек, усмирил он многих; увидели вокруг него люди свет, и стало это добром, а тьма – злом. Садился он утром перед восходом солнца, как мы с тобой сейчас сидим, и напрямую разговаривал с богами с тех звезд. Падали перед ним люди ниц, глаза закрывали – такой яркий свет от него шел. Рождались от того человека люди светлые, распространяя в тех местах свет. Но росло количество людей, и начались между ними распри непримиримые, и начал свет угасать, как угли в очаге без хвороста. Грозила тьма снова на Земле царствовать.
Решили боги со звезд не губить всех людей, а усмирить их. Образовали они на Земле несколько ковчегов с сушей и всем на ней живущим объявили о надвигающемся потопе. Заметались люди, отыскивая, в каком ковчеге им потоп переждать и не оказаться в пучине вод. Хлынули с небес воды в тех местах, где людей меньше страх обуял, и утихли среди них распри; их ковчеги с сушею и всем живущим поплыли, погоняемые волнами и ветрами. Были еще места, в которых не произросло посеянное богами семя; их ковчеги тоже двинулись в плавание. А были места, в которых не утихали распри и страхи, и перебегали люди с одного ковчега на другой, а то и третий, удерживая их на месте, и ушло несколько ковчегов в пучину вод с людьми. Другие, по своей большой размерности и наличию земных богатств, остались на плаву, только не было мира между людьми в тех ковчегах. – Голос Никанора утих. Не мог он больше говорить.