"Древние живы до тех пор, пока о них помнят"
Пролог
Каир. Египет. Между прошлым и настоящим.
Несмотря на то, что время было не самое позднее, местные жители после трудового дня уже разошлись по домам и спокойно отдыхали, наслаждаясь ужином и вечерним досугом в окружении близких людей. Но неподалёку от их спокойных жилищ учёные-физики, в составе пяти человек среднего возраста из разных стран, приехавшие понаблюдать за удивительным феноменом водяных лилий, уже тихо похрапывали на неудобных раскладушках в маленькой, неуклюже расставленной палатке. Казалось, дунешь – и их палатка улетит. Она была поставлена наспех, да и все вещи, рабочие принадлежности и дорогостоящее оборудование были расставлены как попало, без должного уважения к их стоимости. Но дорога молодых физиков была изнурительно долгой, эмоций потрачено ещё больше, поэтому сон их был крепким, как сон младенца.
Египетская ночь была на удивление яркая и звёздная. Небо покрыло полотно млечных путей, но было пугающе тихо – все обитатели древних земель не давали о себе знать. Словно что-то или кто-то запретил им в эту ночь жить своей яркой, беспечной жизнью.
На маленьких часах юного, беззаботно спящего учёного-физика, чьи очки чуть скосились на пухлом носу, стрелки показывали время 00:03. И именно в этот момент секундная стрелка замерла, а вместе с ней и всё вокруг. Дыхание и сердцебиение спящих в палатке людей, тёплый египетский ветер, все живые существа вплоть до маленького скарабея – всё сейчас застыло, словно по щелчку. Можно было даже взглянуть на небо и увидеть, что россыпь звёзд молчаливо нависла над землями Египта и ожидала чего-то или кого-то.
Сколько прошло времени, никто не мог сказать. А зачем? Всё, что произошло далее, было настолько неестественным, что даже если бы кто-то и заметил, то не поверил бы своим глазам.
С юга подул ветер – тёплый, нежный, но резвый, как жеребец. Одним лишь дуновением он смахнул на спокойные воды Нила все до единого лепестка с лотосов. Вместо них остались иссохшие коробочки с семенами, которые задребезжали, как мексиканские маракасы.
Ещё одно дуновение, и все лепестки оказались у тёмных берегов Нила. Они покрыли собой всю поверхность воды. Казалось, реку покрыла бледно-розовая чешуя юного дракона, которая от бликов луны ярко переливалась и поблёскивала жемчужно-розовым цветом. Но эта красота продлилась недолго. Стоило южному ветру снова приблизиться к реке, как лепестки, словно под непреодолимой тяжестью, стали медленно опускаться на дно Нила. Не было слышно ни шороха, ни всплеска воды – абсолютно ничего.
Когда последний лепесток белой лилии ушёл на дно реки, ветер дал о себе знать в прощальный раз. Он проплыл над водой Нила и дал жизнь тому, кто не должен был пробудиться. Водная гладь реки разорвалась, и из тёмной воды постепенно стала выходить фигура. Высокая, мужская, крепкого телосложения и невероятно могущественная.
Его не осветила ночная природа, словно луна решила скрыть незваного гостя от чужих глаз, зная, что его прибытие незаконно. Само его появление было противоестественным, но как только он шагнул на долгожданную египетскую землю, ночная жизнь снова дала о себе знать. А на руке мирно спящего учёного часы снова стали работать – всё вернулось на круги своя, и никто даже не заметил каких-либо изменений.
Глава 1. Джеймис Лоркан. Запись от 1801 года, 21 октября.
Не знаю почему, но именно с сего дня, когда у меня отвратительное и подавленное настроение, я всё же решил начать писать дневник.
Для кого он и для чего нужен? Ума не приложу, но так я могу хоть немного расслабиться,
побыть наедине со своими мыслями и не сойти с ума. Если ты, добрый читатель, сейчас держишь эти сумасбродные записи в своих руках, надеюсь, для тебя этот дневник станет чем-то интересным и отвлечённым, а может, даже безумным. Возможно, мне удастся хоть на мгновение унести тебя в свой мир, чтобы ты не думал о своём. Может быть, это будет как явление призраков прошлого. Заинтересовал ли я тебя? Думаю, даже я сам заинтересован.
Я не жду, что дневник войдёт в историю, как записи великих людей, я не жду, что он вообще доживёт до последней страницы. Кто знает, может, эти папирусные листы, переплетённые в толстой коже, скоро перестанут быть моим увлечением, и он полетит в огонь на съедение, как кость голодной собаке.