У меня тревожное расстройство?
Я взялся писать эту книгу в соавторстве с доктором МакДонахом во многом потому, что в подростковом возрасте сам столкнулся с тревожностью. Хотя я всегда был завзятым спортсменом и участвовал в соревнованиях, в быту мне не везло. Видимо, потому, что мой беспокойный ум всегда был чем-то занят (но только не тем, чем в это время был занят я). Все началось еще в детстве с целого ряда неудач:
• Я сломал челюсть, пытаясь удержаться на большом пластиковом мяче, чтобы произвести впечатление на свою немецкую овчарку.
• Я отравился таблетками для посудомоечной машины, которые нашел под раковиной в кухне.
• Меня ударило током, когда я гостил у друга на ранчо и в сильный ливень упал на электрическое ограждение.
• В четвертом классе я сломал левую руку и получил сотрясение мозга – всего за одну перемену.
• Совсем недавно я сломал левую ногу, пытаясь сделать сальто в мелкой части бассейна, и повредил барабанную перепонку, занимаясь дайвингом в Монтерее.
Большинство полученных мной порезов, переломов, ссадин и ушибов прямо связаны с моими тревогами. С детства меня прозвали человеком-катастрофой из-за способности притягивать бедствия. Мной управляла тревога. Необходимость выбрать что-то серьезнее, чем хлеб для бутерброда, парализовывала меня. Даже в спорте и на отдыхе я позволял страхам и тревогам сбивать мою концентрацию и уверенность в себе, что регулярно приводило к травмам. Однажды в субботу я ехал с холма на горном велосипеде и увидел глубокую борозду, которая шла параллельно тропинке. Я испугался, что могу угодить в нее передним колесом и перевернуться, – вполне обоснованный страх. Но я так загляделся, что переднее колесо, конечно же, въехало прямо в нее. Я немедленно попытался вырулить на тропинку, но колесо завязло, и велосипед сделал сальто вперед – вместе со мной. Если бы я смотрел на широкую тропинку прямо перед собой, все закончилось бы хорошо. Я сам создал ситуацию, которой больше всего боялся, позволив страху управлять собой.
Тревога делает нас особенными. В плохом смысле этого слова. В прошлом я удивлялся тому, что никто больше, казалось, не испытывает таких сложностей, как я. И было не важно, какой диагноз мне ставили, потому что мои переживания от этого не менялись. Приступы тревоги нападали на меня и в школе, и в Малой бейсбольной лиге, где я играл. Я считал их чем-то вроде своих персональных закидонов. Я думал, что однажды просто перерасту их. Я еще не разобрался в себе по-настоящему, и мне казалось, что я устроен не так, как другие. Только моими суперспособностями были не невидимость или умение проглотить огромную пиццу за один присест, а чрезмерная настороженность и социальная неприспособленность.