Леся
Два часа назад
– Ты же хорошая девочка, – шепчет мне в ухо отчим, прижав меня своим телом к кровати. – Ты же сделаешь папочке хорошо?
– Дядь Олег, вы чего? – испуганно говорю я, уворачиваясь от его влажных губ. – Отпустите меня, пожалуйста.
– Ты должна быть благодарной, – его рука забирается под ночную рубашку и начинают ощупывать мое тело. – Я четыре года терпел до твоего совершеннолетия, но одевал тебя, обувал, кормил… Теперь жду благодарности.
– Я расскажу все маме, – я пытаюсь вырваться, но он слишком крепко держит мои руки, поднятые вверх.
– Она тебе не поверит, – гадко улыбается мужчина. – Я же идеальный муж. Давай, Лесенька, раздвинь ножки.
Его прерывистое дыхание обжигает меня. Олег прикусывает кожу шее, потом мочку уха, а потом его губы накрывают мои. И на меня нападает ступор. Я не могу ни пошевелиться, ни сказать слово, потому что горло словно сдавило тисками.
Весь ужас в том, что я понимаю, что со мной произойдет, но не могу дать отпор. Даже на выпускном, когда я вроде бы была не против лишиться девственности со своим одноклассником, я, испугавшись, смогла дать отпор. Теперь же мышцы сковало страхом, растерянностью, безысходностью. Только сердце гулко бухает о ребра.
Отчим, не отпуская моих рук, коленом раздвигает ноги. Чувствую, как что-то горячее и твердое упирается в мои складочки. Пытаюсь увернуться, сдвинуть ноги, но ничего не получается. Он медленно начинает толкаться в мою дурочку, а я глазами, полными ужаса, смотрю на его довольную рожу. Олег отпускает мои руки. И только я взмахнула ими, чтобы столкнуть его с себя, как он перехватывает их и прижимает к кровати. И вот я лежу перед ним в позе морской звезды, не в силах пошевелиться.
Мужчина нависает надо мной, рассматривая мое перепуганное лицо.
– Дядя Олег, отпустите меня, – умоляюще говорю я, чувствуя, как из глаз выкатываются слезы и, стекая по вискам, прячутся в спутанных волосах. – Не надо, прошу вас.
Он словно глухой и слепой делает один мощный толчок, вгоняя в меня свой член. Внутри меня все рвется на части. Я кричу от боли, а его лицо украшает гримаса блаженства.
– Целочка, – как сумасшедший шепчет он. – Такая сладкая девочка.
Отчим ритмично начинает двигать бедрами, врезаясь в меня, каждым толчком причиняя боль. Он уже не держит меня, а я как-будто умерла. Лежу, уставившись пустым взглядом в потолок, содрогаясь всем телом от каждого толчка. Он терзает мои губы, соски, но я ничего не чувствую, кроме боли и опустошения.
Я даже не услышала, как распахнулась дверь в спальню, и на пороге появилась мама, которая пришла с ночной смены.
– Олег? – слышу ее растерянный голос, но у меня нет сил даже повернуть голову. – Ты с ума сошел?
– Олечка, она сама меня позвала, – отчим соскакивает с меня, лихорадочно пряча свое хозяйство, испачканное моей кровью. – Это все она.
Он словно школьник пытается выкрутиться и свернуть вину за разбитое окно на соседа по парте.
– Леся, – я перевожу на маму глаза, в которых стоят слезы. – Как ты могла? Я тебя разве так воспитывала? Какая же ты дрянь! – она с каждым словом распаляется все сильнее и последние слова буквально выплевывает мне в лицо.
Ее взгляд полон осуждения. Я поднимаюсь и сажусь на кровати.
– Он изнасиловал меня, мама, – эти слова даются мне с трудом. – Сказал, что только и ждал, когда мне исполнится восемнадцать.
– Не ври мне! Олег никогда бы не позволил себе такого, – кричит мама, а отчим в это время ужом выскальзывает из комнаты. – Это ты! Все вы сейчас испорченные! Что писька зачесалась? Это все ваши интернеты!
Мама никогда не разговаривала со мной так, и слезы, наконец-то, водопадом льются из моих глаз. Я задыхаюсь от обиды и несправедливости.
– Мам, я не вру, – сквозь рыдания говорю я. – Он изнасиловал меня. Давай пойдем в полицию, в больницу. Пусть тебе там скажут, что я не вру.
– Ты еще больше хочешь опозориться? – всплескивает руками мать. – И нас опозорить? Дрянь!
Пощечина обжигает щеку, и я заледенела. Меня никто никогда не бил по лицу. Щемящая боль в груди сжимает сердце. За что? Почему она верит ему, а не мне?
– Убирайся! – зло говорит мать, указывая на дверь. – Чтобы мои глаза тебя не видели! Кому теперь ты будешь нужна порченная? Вон!