– Лучезарная – это фамилия или псевдоним? – Горн улыбнулся так обольстительно, как умел только он.
– Скорее образ жизни, – дерзко парировала Софья.
Они оба сидели в приемной и оба ожидали приглашения к мэру этого маленького городка. У Горна был план по реконструкции старого здания на окраине Пульска.
Пульск – это небольшой, кудрявый ивами городок, богатый солнечными днями и чистыми улицами. Когда София впервые вышла из своего джипика на его улицы, на неё обрушился эгрегор чистоты и уюта, и появилось впечатление, что весь город был в стиле старых кружевных платочков. Резные ставни деревянных домов, лепнина из мелких завитков на каждом каменном доме, современные остановки были сделаны в форме зонтов с круглыми лавочками. Уют буквально закутывал и закручивал.
София, начинающая, но уже узнаваемая писательница в Пульск прибыла с благотворительными целями. В приемной мера находились ещё люди, но стояла такая звенящая тишина, что от нового вопроса Горна вздрогнули почти все:
– А вы сами придумываете эти преступления?
Софья закатила глаза и медленно, выговаривая каждое слово, проговорила:
– А вы всегда так банальны? – она вдруг очень захотела показать этому Горну, что его обаяние на неё не действует.
– Ха-ха, – произнес ангел Софьи. – Подействовало, – и пожал руку ангелу Горна.
Мужчина в уже не модном синем костюме усмехнулся. Смешноватая секретарша сочувственно посмотрела на Горна и неодобряюще глянула на Софью. Дверь кабинета распахнулась, и из неё вышла стайка пингвинов-чиновников. Они были удивительно одинаковы в своих деловых костюмах: черные крылышки и белые грудки-рубашки, у каждого под крылышком деловая папочка. Путь к мэру был открыт, и довольно быстро все присутствующие, и Софья, и Горн по очереди попадали в кабинет и уходили, решив свои вопросы.
Синее платье в пол невероятно красиво сочеталось с каштановыми волосами Софьи. Сама же Софья была недовольна своим видом. Она уже минут шесть неподвижно стояла и смотрела на себя в зеркало: «Хочется какого-то шика, или чего-то очень важного добавить…» – думала Софья, в голове перебирая, что бы это могло быть. – «Хм, в этом платье я как мемориал-фундаментальный. Укоротить его, вот что нужно. Только где это сделать? Где это сделать?» – медленнее проговорила Софья, так как решение уже пришло, и она глазами искала телефон. Вбив привычными постукиваниями «Пульск швея», она добавила: «дорого». – «Или лучше ателье? Нет, у них всё сложно со сроками, а со швеёй можно договориться. Вот: Марина, первоклассная швея, все виды пошива».
Про «дорого» ничего не было, но Софья имела интересную привычку: когда она искала в интернете что-то, то выбирала очень быстро из первых пяти предложенных вариантов, не сомневаясь в своем выборе.
А вот в жизненных ситуациях, София начинала усложнять и городить Вавилоны. Потом взбиралась на эти Вавилоны, потом она искала решение в вавилонских лабиринтах и, не находя, падала вниз, вместе со всей этой конструкцией. А после того, как заживали раны, Софья вдруг обнаруживала что, упав, она всегда оказывалась рядом с самым простым и верным решением. Но фокус был в том, что Софья никогда не замечала этой своей интересной особенности, чем повторяла цикл вновь и вновь.
Именно поэтому личная жизнь Софьи дважды рухнула с башни Вавилона. Второе падение было особенно болезненным, и Софья зареклась: «больше никаких отношений». Так, заедая вечерами своё вавилонское, лично-жизненное падение №2, Софья поглощала сгущёнку с какао. Это было её обожаемое лакомство из детских 80-ых. И в один из таких вечеров, она вдруг решила убить виновника своего падения №2. Эта идея её так вдохновила, что она включилась в жизнь, чтобы замыслить смерть.
Конечно, Софья не собиралась делать это наяву. Она где-то слышала, что если мы что-то проживаем на внутреннем экране нашего воображения, то мозг воспринимает это как свершившееся.
«Так, мой мозг должен обязательно поверить, он должен своими глазами увидеть, что больше НЕТ этого Бориса, его просто больше нет. Я отомщена и мне больше не захочется плакать. Так, как же лучше всего убить этого идиота? Этого невероятно нежного и такого… – Софья опять зарыдала, – обидно, что я его люблю…».