Фотограф Юлия Иванова
© Ирина Иванова, 2025
© Юлия Иванова, фотографии, 2025
ISBN 978-5-0067-1994-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Чувства, звуки, немота —
всё когда-то повторится.
И течёт вперёд вода
времени, нельзя напиться.
В сторону нельзя свернуть —
за ошибки строго судят.
Продолжают странный путь
в никуда смешные люди.
С кем-то ссорятся, шумят,
на руках кого-то носят…
А деревья шелестят,
даже если их не просят.
Стучится в дверь весна, и в забытьи
туманится заря белёсым светом.
Не встретились в морозы снегири,
а значит, будет жарко этим летом.
Убудет где, прибавится потом,
не даром ветви украшает проседь.
И пахнет воздух свежим февралём,
которому от счастья крышу сносит.
Что умерло, уже не воскресить.
Но снова солнце радует рассветом.
Волнуя сердце, продолжаю жить,
как было бы ни горестно при этом.
Пополнил зимний день реестр утрат,
в сугроб уткнувшись ослабевшим телом.
И с глаз долой, как люди говорят.
Весну встречает город. Оголтело
снуют вороны, галки, воробьи,
пускаясь в драку из-за крошки хлеба.
Скучают сиротливо фонари
под шапками из тающего снега.
А голый тополь, голову задрав,
глядит с тоской в небесную прореху,
где ветер, облака перемешав,
гоняет их нещадно ради смеха.
Теплее воздух и прозрачней даль.
Водой и грязью полнятся дороги.
И снегом умывается февраль,
поспешно унося сырые ноги.
У открытого окна
жизнь идёт, светлеют лица.
Понемногу, по крупице
просыпается весна.
Вот на корточках она
гладит сорванный подснежник,
колыбельной песней нежной
усыпляет ревуна.
И для самых важных дел
нет почти уже запретов.
Высоко над небом где-то
есть места для звёздных стрел.
Молоточком по чуть-чуть
ритм отстукивают птицы,
чтоб быстрее небылицы
отыскали новый путь.
Голой веткой тополь бьёт
в мутные от снега стёкла.
Ива у реки продрогла,
смотрит вдаль, чего-то ждёт.
От весенней суеты
веет чистою водицей,
пьёт что ветер из криницы,
разомлев от доброты.
Лил дождь, признавая размеренность бредом.
А небо, тревожась, к рассудку взывало.
Но пела душа в ожидании света,
какого ещё никогда не бывало.
Лил дождь, и автобус петлял по дороге.
Дрожа на стекле, капли тихо стенали.
И было и сладостно, и одиноко,
и слышно, как громко соседи молчали.
Вот так же лил дождь в заблудившемся детстве,
не веря в случайности заданных судеб,
как будто бы мир расслоился на между —
уже, что случилось, и что ещё будет.
Картины этой ближе нет:
прямым лучом весной согреты
и старенький велосипед,
и огород, длиной три метра.
У мамы много разных дел,
отец всё время на работе.
Никто ещё не постарел.
И на последней самой ноте
фальшивит молодой петух,
вразвалочку шагают гуси,
и различается на слух
мяуканье соседской Муси.
Спокойный заводской район.
Одноэтажные бараки.
А за рекою виден склон:
деревья, парк, внизу овраги.
И белым пухом двор пленён,
и яйца красятся на Пасху,
и Вовка то в меня влюблён,
то в длинноногую Натаху.
Рождает утро незаметно явь,
когда легко, почти неуловимо
она по полу медленно скользя,
мне нашептала то, что не отнимут
ни время, ни сомненья, ни тоска
такого лета, что и не бывало,
деревья где, как будто небеса,
и небеса, каких земля не знала.
Где радость, словно в детстве, до поры,
когда не понимаешь, что случится
по правилам неведомой игры,
где ты – то человек, то снова птица.
В луже той, что к свету ближе,
что достать могу рукой,
улыбался Боря Рыжий
искалеченной щекой.
Мир светлел, светлели дали.
Из далёких берегов
растворял мои печали
в строчках Николай Рубцов.
Каждый миг и каждый шорох
не отдам за просто так,
как стихов нежданный ворох,
звуков в слове Пастернак.
И за новую ошибку
отвечая головой,
я из лужи ту улыбку
выну и возьму с собой.
Миг – леденец у ребёнка в руке
(отнимешь – заплачет).
Готовым авансом идут налегке,
не требуя сдачи,
мир старый и новый, небесный мираж,
на проводе – галки,
и белочка в парке, дополнив пейзаж,
и вид дома жалкий.
Простая картинка, где толпы людей,
цветные витрины,
и страх ожиданья плохих новостей,
тоска без причины.
Всё это легко каждый раз потерять,
однажды представив,
как тот леденец исчезает опять,
лишь сладость оставив.