Ультрафиолетовое утро просочилось сквозь полупрозрачные панели комнаты, проецируя на стене дрожащие тени от листьев за окном. Мира открыла глаза, но не пошевелилась. Симуляция рассвета в научном комплексе "Гея" всегда начиналась раньше настоящего – сначала искусственное пробуждение, и только потом природное.
Тишина – не отсутствие звука. Тишина – это возможность услышать то, что обычно заглушается голосами. Слышать иначе. Глубже.
Она медленно подняла руку, рассматривая тонкий серебристый браслет, опоясывающий запястье. Нейроинтерфейс тихо мерцал голубоватыми индикаторами жизнеобеспечения. Три года с момента пожара. Три года с момента, когда она потеряла голос, но, возможно, обрела что-то иное.
Утренний ритуал начался с калибровки. Мира осторожно прикоснулась к гладкой поверхности нейропластика на шее – три маленьких тонких пластины, идеально подогнанные под контуры её горла. Активировав интерфейс, она начала стандартную утреннюю проверку.
«Запуск голосовой калибровки», – набрала команду мысленным усилием.
Система отреагировала немедленно, но вместо обычного меню параметров, в воздухе перед ней материализовался незнакомый символ – нечто похожее на волну в замкнутом круге. Символ пульсировал несколько секунд, затем растворился.
«Системная ошибка. Перезапуск», – подумала Мира, нахмурившись.
Интерфейс перезагрузился, на этот раз показав стандартное меню. Странно. За два года использования система никогда не давала таких сбоев.
Закончив калибровку, Мира подошла к окну и приготовила утренний чай из сушеных лесных трав. За звукоизолирующим стеклом простирался восстановленный биом тропического леса – гордость "Панглобального ковчега". Искусственно воссозданный рай, совершенный, спланированный до каждого листочка. Слишком совершенный.
Она глубоко вдохнула, ощутив контраст между резким запахом антисептика в комнате и тонким ароматом свежести, просочившимся через приоткрытое окно. Даже воздух здесь был разделен на зоны – стерильный внутри, живой снаружи.
Мира отпила чай, полностью погрузившись в наблюдение за рассветным заповедником. Геометрическая точность монохромного комплекса, где она находилась, болезненно контрастировала с буйством красок и форм за окном. Хотя биомы были восстановлены по строгим научным принципам, природа уже начинала брать своё – растения росли неравномерно, переплетались, создавали естественный хаос.
Вызвав из нейроинтерфейса расписание, Мира увидела напоминание: "За неделю до прибытия основной группы волонтёров". Семь дней одиночества. Семь дней свободы.
Решение созрело быстро и естественно, как давно обдуманное. Она пойдет в восточный сектор. Запретный, едва контролируемый участок, где восстановленная природа уже почти вырвалась из-под человеческого надзора. Собственный проект Миры по наблюдению за животными на границах секторов показывал странные аномалии, которые никто больше, казалось, не замечал или намеренно игнорировал.
Контролируемая природа – это не природа. Настоящие тайны хранятся там, где человек не пытается управлять каждым созданием, каждым ритмом. Я иду туда не из любопытства. Иду, потому что должна.
Мира вспомнила пожар – не боль и не страх, но странное ощущение момента, когда мир словно раскололся на до и после. Момент, когда она, пытаясь спасти животных из горящего леса, потеряла способность говорить, но, кажется, обрела нечто иное – чувствительность к ритмам, которую не могла объяснить словами.
Собираясь в дорогу, она вспомнила утренний сон. Спираль. Что-то похожее на ракушку, но больше, объемнее. Не просто линия, а словно живое существо – пульсирующее, с темным центром, напоминающим зрачок. Странный образ, который казался важным, но ускользал при попытке его ухватить.
Биомы сменялись один за другим, когда Мира уверенно продвигалась от центральных секторов к восточному. Контраст между ними усиливался с каждым шагом. В центре – равномерно посаженные деревья, четкие тропинки, идеально дозированная влажность. На востоке – буйная растительность, переплетающиеся лианы, размытые границы между зонами.