Затяжное сумасшествие, в большинстве своих проявлений неотличимое от того, что, должно быть, творится в некоторых уголках ада, и исключительно по привычке именуемое часом пик, мало-помалу шло на убыль. Вдоль скоростных магистралей, превратив прозрачные, ласковые осенние сумерки в пропахшую выхлопными газами глубокую ночь, вспыхнули яркие, оснащенные мощными лампами повышенной интенсивности фонари, на фасадах засверкали разноцветным неоном огни реклам и вывесок. Включились галогенные прожекторы подсветки, выхватив из разом сгустившейся темноты тяжеловесные красоты имперской архитектуры, собственным мягким светом засияли рекламные тумбы на тротуарах и газонах, и полуобнаженные красотки в кружевном белье соблазнительно заулыбались с их выпуклых стеклянных поверхностей.
Над Москвой догорал закат, в ясном небе, окрашенном в нежные вечерние цвета, зажигались первые звезды, но обитатели гигантского людского муравейника могли бы насладиться созерцанием этой нерукотворной красоты лишь в случае масштабной аварии электросетей. Такое уже случалось; мутный купол электрического света, ежевечерне отгораживающий суетный город от вечного сияния звезд, исчезал, но вряд ли хоть кто-то из сидящих перед погасшим экраном телевизора обывателей удосужился подойти к окну и поднять взгляд к небу. Подумав об этом, расположившийся на заднем сиденье стремительно разрезающего море электрических огней представительского «мерседеса» немолодой человек в строгом деловом костюме немедленно припомнил старую восточную поговорку, гласящую, что свинья может увидеть звезды, только если ее хорошенько пнуть в рыло.
Навстречу машине, стремительно сменяя друг друга, неслись ярко подсвеченные рекламные растяжки. «ПОКУПАЙ! ЗВОНИ! ЗАКАЗЫВАЙ! ВКЛАДЫВАЙ! СМОТРИ! СЛУШАЙ!» – взывали они, суля райское наслаждение, фантастические проценты по вкладам, несокрушимое здоровье, идеальную фигуру, ослепительную улыбку и яркую индивидуальность по умеренной цене. Они беззастенчиво лгали, но пассажир черного «мерседеса» не испытывал по этому поводу никаких эмоций – привык, да и сам был не из тех, кто может позволить себе часто говорить правду. Ненормированный рабочий день закончился, впереди ждал тихий вечер, низкокалорийный ужин, любимая книга и навеянный дорогими, не вызывающими привыкания (если верить рекламе) таблетками сон. Так, по крайней мере, думали расположившиеся спереди водитель и охранник – крепкие, спортивные, находящиеся в расцвете сил, прошедшие специальную подготовку профессионалы, с одинаковой легкостью способные решить сложную логическую задачу, снять засевшего на крыше снайпера и в одиночку раскидать десяток морских пехотинцев. Они глубоко заблуждались, но тот, кого они охраняли, не собирался просвещать их по поводу своего дальнейшего времяпрепровождения: несмотря на свои многочисленные достоинства, к информации такого уровня секретности эти ребята просто не имели допуска.
Знакомая дорога была недолгой. Вскоре, миновав путепровод, под которым в мертвенном зеленовато-голубом свете неоновых фонарей поблескивала отполированной сталью рельсов путаница железнодорожных веток, «мерседес» съехал со скоростной шестиполосной магистрали на боковую улицу и с солидной неторопливостью свернул во двор. Свет фар заскользил по выщербленному асфальту и лакированным бортам дремлющих под хозяйскими окнами автомобилей, превратил растущие вдоль дороги кусты в сказочных лохматых зверей, затаившихся перед прыжком. В темной глубине жиденьких дворовых насаждений, при таком освещении казавшихся густыми девственными зарослями, потусторонним фосфорическим огнем сверкнули глаза застигнутой врасплох кошки и сразу же погасли, когда напуганное животное стремглав метнулось прочь, в темноту.
Машина остановилась. Охранник первым выбрался в напоенное запахами увядающей листвы и разогретого за день асфальта тепло сентябрьских сумерек. За ним, не выключая двигателя, вышел водитель и первым делом запустил правую руку за лацкан пиджака, где, прильнув к ребрам, уютно устроилась увесистая наплечная кобура. Оглядевшись по сторонам, охранник пересек подъездную дорожку, набрал, попискивая кнопками, код на цифровой панели домофона и под электронное пение сигнала скрылся в парадном. Притянутая доводчиком железная дверь деликатно лязгнула, сигнал умолк, и в стеклянном окошечке домофона замигала хорошо различимая в темноте красная горизонтальная черта.