Моя супруга Каталина обожала балы!
Ну, с точки зрения общественной средневековой морали, поскольку мы не были венчанными в церкви, то, стало быть, не были и супругами. Но общественная мораль абсолютно не интересовала нас с Каталиной, как и прочих оборотней из нашей стаи. Мы были такими, какими создал нас Господь, и мы жили той свободной жизнью, которая нам была предначертана судьбой.
Так вот, о балах. Кто знает, как часто моей супруге пришлось бы посещать их, если бы она продолжила жить в уединении, в своем обветшалом родовом замке? В этом мы с ней были похожи – оба из боковых ветвей знатных родов, я – из Ракоци (по непроверенному утверждению моей маман), Каталина – из Бетлен. Как известно, участь младших отпрысков рода – а мы являлись именно таковыми – была незавидной, и двери на балы утонченной знати перед нами были бы закрыты.
Однако все сложилось иначе и совершенно невероятным образом, по воле Господа нашего, зуб даю…
– Едут… – прошептал Карел, глядя из ветвей раскидистого дуба на узкую дорогу.
Мы замерли и изготовились к прыжку. Лошади, везущие карету, почуяли нас и забеспокоились. Форейтор тоже понял неладное и принялся настегивать их, пытаясь скорее проскочить опасное место. Однако все решилось в мгновение ока, как и происходило множество раз.
Карел, спрыгнув с дерева точно перед каретой, накрепко ухватил лошадей под уздцы; те захрапели, взвились в свечку, однако, почувствовав твердую руку, подчинились. Одновременно мы молниеносно окружили карету, обезоружили слуг и завязали всем глаза. Карел сел на место форейтора и, нахлестывая, погнал карету в нужное нам место. Мы же, приняв свой истинный вид, волчьей стаей неслись по бокам и сзади, подгоняя обезумевших от страха лошадей.
Карел не зря заменял форейтора: он как никто другой знал все здешние земли, дороги, тропы; прекрасно знал, где бывают конные патрули и всегда избегал их.
Спустя некоторое время карета подъехала к нашему укрытию – пещере. Тут уже распоряжаться стал я, вернувшись в человеческий вид. Остальная стая улеглась поодаль, в подветренной стороне, чтобы не тревожить лошадей зря. Кстати, прежде я думал, что по превращению в человека оборотень становится голым. А вот и нет! По воле Господа все было просто и мудро: наша волчья шерсть превращалась в какую-никакую одежду; на бал в такой не выйдешь, ну а в остальном – вполне сносно.
Я быстро убрал в сторону густые заросли плюща, которые закрывали вход в пещеру, а Карел загнал карету внутрь. Потом мы распрягли лошадей и вывели их наружу. Перепуганные пленники сидели в карете – связанные, дрожащие и молчаливые. Зря тряслись: мы никого не убивали, это было мое требование, и все ему подчинялись, поскольку я был вожаком стаи. Деньги вот отбирали, это да. А как иначе было пробраться Каталине на очередной бал? Желание женщины – закон!
Карел напоил пленников водой из ручья. Затем мы с ним запрыгнули на лошадей и помчались в замок, где нас уже ожидала Каталина. За пленников не волновались: наши собратья присмотрят за ними какое-то время, а затем отпустят восвояси.
Ехать нам пришлось долго, поскольку охотились мы далеко от своих мест обитания. Да и лошади подустали.
Но вот, наконец, показался наш замок. Когда-то давно хозяйкой здесь была Мэрит, тетка Каталины. Это было в те годы, когда я через Врата Времени перешел из нашего мира в этот. Вот уж не думал, что фраза «разбудить во мне зверя» есть истина: именно этим объяснила Каталина то, что я услышал её манок и пошёл за ней. Оказывается, пройти через Врата Времени в этот мир стало возможным для меня только потому, что я был скрытым оборотнем!
Впоследствии я часто раздумывал о том, что, возможно, среди других людей тоже есть немало таких же, как я. И кто знает, скольких из них привабили и увели через Врата Времени в свои стаи такие же оборотни, как Каталина?.. Ищи свищи. Пропал человек без следа, и все тут, ну объявят во всесоюзный розыск, да и забудут вскоре…
Не сказать, что эти годы мне плохо жилось в стае. Хотя нет-нет, да и нападала на меня глухая звериная тоска. Тогда я садился и выл, изливая в этой волчьей песне то ли обиду на свою жизнь, то ли непреходящую любовную страсть к своей подруге… Стая слушала меня молча, никто не смел в такие минуты подпевать своему вожаку, даже Каталина.