Сладкий вкус запрета

Глава первая.

Принц Вильям Фрэдерлайн, наследник престола Андорры, чье величие было лишь эхом былых легенд и славных времен, жил в глубоком заточении собственной души. Его сердце было заковано ледяными оковами отвращения и страха перед любым прикосновением, что делало его окружение заледенелой пустыней, из которой не было выхода. Зловещий шепот, словно ядовитая змея, расползался по всему королевству: говорили, что малейшее касание принца вызывают у него такую ярость и болезненное раздражение, что он мог в приступе гнева обрушивать смертоносный гнев на любого, кто осмеливался приблизиться слишком близко или нарушить его личное пространство. Его внутренний мир напоминал темную бездну, в глубине которой бушевали страдания и отчаяние, скрытые от глаз окружающих. И лишь одна душа, Азалия, преданная служанка, видела бездну той разъедающей боли, что причиняло ему каждое невольное прикосновение. Она – единственная, кому он позволял войти в хрупкий мир его одиночества, единственная, кто мог коснуться его, не пробудив демонов отчаяния, терзавших его сердце.

Бальный зал дворца пышно сверкал свечами и хрустальными люстрами, наполненными высокомерными и важными лицами аристократии, покачивающимися в своих костюмах и масках ложной радости. Но для Вильяма этот праздничный зал давно перестал быть местом радости. Каждая минута пребывания среди этой роскоши превращалась в пытку, напоминание о его одиночестве, о холоде, который он ощущал внутри, о невозможности сбежать от своих личных демонов. Окружающая его толпа, словно живое воплощение его страха, давила на него, вызывая головокружение и тошноту. Он чувствовал, как его тело охватывает паника, как отвращение к любому физическому контакту достигает апогея.

– Мне… дурно… от этой толпы… – прохрипел Вильям, цепляясь за трон. Кровь отхлынула от его лица, оставив лишь болезненную бледность. Губы дрожали не от холода – от ужаса, поселившегося внутри, а кадык нервно подрагивал. Тяжелый, удушливый воздух, сплетенный из приторного аромата духов и едкого запаха пота, давил на грудь, словно плита. Горло сдавило невыносимым комом, перекрывая доступ кислорода, крадя жизнь. Вся эта показная роскошь, фальшивые улыбки, лицемерные взгляды – лишь маскарад, скрывающий клубок интриг и предательства. В глазах Вильяма плескался неподдельный страх, взгляд лихорадочно скользил по залу в поисках спасения. В эти мучительные моменты, маска непоколебимого принца, которую он так тщательно поддерживал, давала предательскую трещину, грозя обнажить перед безжалостной толпой его ранимую, истинную сущность.

Азалия бережно взяла его руку в свою, словно укрывая от холода, и невесомо погладила спину. Легкое, невесомое поглаживание спины вызывало дрожь не от отвращения, а от болезненного, долгожданного облегчения. Вильям судорожно вздохнул, сжимая ее руку до побелевших костяшек, как если бы в ней заключалась вся его надежда.

– Азалия… – прошептал он с отчаянной мольбой, голос дрожал, как осенняя листва под ветром, – пожалуйста… просто держи меня за руку, не отпускай… Иначе я… я не выдержу.

Лия, словно тень, склонилась к его уху, ее волосы мягко коснулись щеки. Она промурлыкала слова, от которых сердце принца подпрыгнуло к горлу, а по телу разлилась неведомая доселе волна тепла.

– Все в порядке, Ваше Высочество, я здесь… Я рядом… – горячее дыхание опаляло его кожу, проникая глубже, чем любое физическое касание, касаясь самой души, исцеляя ее раны.

Веки кронпринца дрогнули, дыхание сбилось, а щеки покрылись нежданным, предательским румянцем. "О, Азалия, что ты творишь со мной?!" – возопил он в безмолвной агонии. Он чувствовал себя словно мальчик, укрывшийся от бури в теплых объятиях матери. Это было опасно, это было неправильно, но он не мог противиться.

– Ты как всегда, безрассудна, – прошептал он, встретившись с ее дерзким, но полным сочувствия взглядом, в котором мелькнула озорная искорка понимания и сочувствия. Бал гремел вокруг, но в этот миг Вильям почувствовал, как лед отчаяния отступает, уступая место… чему-то еще. Хрупкому спокойствию? Робкой надежде?