Запах крови и влажной земли висел в промозглом воздухе, густой и сладковатый, смешиваясь с привкусом гари и чего-то неосязаемо-горького. Поле битвы под городом Кавасаки остывало. Небо на западе кровоточило последними, багровыми лучами заходящего солнца, прежде чем погрузиться в чернильную, беззвездную ночь. Тысячи тел, искалеченных и безжизненных, лежали повсюду – самураи в порванных доспехах, асигару в истрепанных кимоно, крестьяне, набранные силой. Смерть расстелила здесь свой широкий ковер.
Джин шел по этому ковру. Не спеша, с холодной отстраненностью, ставшей его второй натурой. Его соломенная шляпа-коническая шляпа (дзингаса) низко надвинута на глаза, скрывая взгляд от остального мира, или, возможно, скрывая мир от своего взгляда. Плащ из грубой ткани наброшен на плечи, меч на бедре – его единственный спутник и вечное бремя. Он не мародер, не участник этой битвы. Он – скиталец. Один из тех, кто появляется *после*.
Но не только плоть лежала здесь. Для Джина поле битвы никогда не было просто мертвой землей. Оно *жило*. Жило отголосками ярости, отчаяния, страха и предсмертной боли. Жило *душами*.
Вот они. Поднимаются из остывающих тел, колеблются над лужами крови, цепляются за сломанные копья и брошенные знамена. Юрэй – призраки умерших насильственной смертью. Неясные, полупрозрачные фигуры, лишенные четких черт, с лицами, искаженными последним криком или гримасой ужаса. Некоторые бесцельно блуждали, потерянные в своем собственном кошмаре. Другие сжимали несуществующее оружие, пытаясь продолжать бой. Третьи просто "стояли", оцепенелые, не в силах осознать конец.
Это было его проклятие. Или дар? Он сам не знал. С тех пор, как его клан был уничтожен, с тех пор, как он остался единственным выжившим среди пепла и криков, граница между миром живых и миром мертвых для него истончилась. Он видел их. Чувствовал их. Их эмоции, их боль, их духовную энергию, которая медленно рассеивалась в воздухе или, что хуже, сгущалась, притягивая нечто еще более темное.
Джин остановился. Перед ним, склонившись над трупом самурая, копошилась группа низших Ёкаев – мелких, мерзких тварей, напоминающих гибрид насекомых и грызунов, которые питались остатками духовной энергии, как стервятники – плотью. Они были неприятны, но обычно не опасны для тренированного воина. Однако среди них витал один Юрэй – самурай, чей гнев еще не остыл. Его фантомная рука сжимала обломок катаны, и он стонал, не в силах успокоиться. Ёкаи раздражали его, словно мухи.
*Жажда.*
Джин почувствовал знакомый толчок. Не в животе, а где-то глубже, в самой сути его существа, связанного с мечом. *Юрэй-кири*. Меч-Разрушитель Духов. На бедре он казался обычным, слегка изогнутым клинком в простом ножны. Но Джин знал его истинную природу. Он был выкован не только для плоти и стали, но и для духа. И он был *голоден*. Голоден до энергии тех самых душ, которые Джин видел.
Джин медленно опустил руку к рукояти. Деревянная оплетка ощущалась теплой, почти живой под пальцами. Вынимая меч из ножен, он не услышал обычного свиста стали – лишь низкий, почти неслышный *гул*, который отдался прямо в его костях. Клинок *светился* тусклым, призрачным сиянием в сгущающейся темноте. Это был не свет, а скорее *отсутствие тьмы*, создаваемое поглощаемой им энергией.
Юрэй самурая заметил его. Или, возможно, почувствовал меч. Его бесформенное лицо повернулось к Джину, издавая звук, похожий на скрежет камня о камень. Ёкаи разбежались, почуяв мощную, чуждую им энергию.
Джин не испытывал ненависти к призраку. Только усталость. Усталость от нескончаемого цикла насилия, порождающего еще больше насилия, еще больше духовной боли. Он поднял Юрэй-кири. Клинок завибрировал, его голод нарастал.
Одним плавным движением, отточенным бесчисленными часами тренировок, когда-то он был *настоящим* самураем, Джин сделал шаг и выполнил короткий, точный удар. Это был не удар, убивающий плоть. Это был удар, рассекающий *сущность*. Клинок прошел сквозь Юрэй, словно через туман.
*Всплеск.*
Это было похоже на взрыв эмоций и ощущений внутри разума Джина. Гнев самурая, его страх перед смертью, его преданность лорду, его последняя мысль о доме – все это хлынуло в Джина через меч. Это было болезненно, как удар, и ошеломляюще, как наводнение. На мгновение Джин увидел мир глазами самурая: яркие цвета дня, лицо командира, тепло рисового поля… а затем чернота.