Сказка о том, что не будет добра, коли промеж своими вражда, да что ссора до хорошего не доводит, как чужого, так и родного к распре приводит
Ой, вы гой еси, добры молодцы, да вы гой еси красны девицы, вы послушайте сказку давнюю. Не за тридевять земель, да не за тридесять морей, вышло так, да содеялось.
Жили-были в одном городе, да в одном городе небольшом совсем стары родители и были у них по ту пору двое дитятков. Двое дитятков, уже взросленьких. А одна была то сестра быстра, а и брат был у неё то по младше. И случилось так, да приключилась, что судьба приворожила им испытаньеце. Слегла старуха мать, не встать не охнуть не может. А и отец старик тоже силы из-за старости, да немощи лишился. И вот так день за днём тёк, всё в дороженьку, в пыль укладывался. Стали дети их бранится, стали ссорится. Вроде повод пустяк, а убытку каждый раз на пятак. Всё сестра старается да брата нахрапом взять пытается. Живьём жует, не подавится. Младшой же брат за родителей волнуясь, только и брыкается, на глазах у них, даже не отбивается. Раз сестра быстра, вызвала на разговор младшого брата, да так чтоб родители их по ту пору хворые, не услышали, да не смогли помешать, словам неправильным. И сказала так, сестра быстра:
– Нам о том брат говорить надобно, чтобы про меж нами всё, да по честному было, по честному, да без недомолвок. Я старшая в семье, мне и должно наследовать за родителями нашими. А ты иди, да ищи доли лучшей.
– Но родители наши, живота не сложили, чего же ты раньше времени их за речку Смородину отправляешь?
Так ответил сестре быстрой младшой брат.
– Мне видней, я постарше буду, а ты скудоумием своим всего то и не видишь. Дурачком был, дурачком и останешься. Иди вон из дому, скатертью-дороженька.
Не стал спорить младший брат, связал в котомку пожитки свои, да и отправился куда глаза глядят. Шёл он из города, шёл по дороженьке, глядь пред ним скоморох от сотоварищей своих поотбившихся, сидит возле тропки, что травой муравой покрыта, да так ласково на солнышко поглядывает, будто с ним разговор тайный ведёт. Поклонился брат младший ему в пояс, да и присел рядом. А скоморох пришлый и говорит:
– Всё мне ведомо, не один десяток лет живу, не два десятка без крову обхожусь, не три десятка да по более хлеб жую, а вот про предательство крови своей от тебя жду толкового ответа. Не было такого в земле сей, да видать и сюда нелегка судьба, участь горькую занесла. Семена зла проросли и здесь без сомнения.
Растерялся младшой брат, да и поведал, как оно всё стряслось, как да почему содеялось. Вот и солнышко уже пошло спать, а разговор не заканчивается, только с прежней силой разгорается. Не успел младший брат и взглядом окинуть, как горит костерок малый, да из сумы своей скоморох еду тянет. Да вся она необычная, дивно причудлива еда та была. Принял он с поклоном еду неведомую, а скоморох ему и отвечает:
– Что с поклоном ко мне к старому человеку вежеством своим обернулся, на то благословление моё да Богов наших, а тебе токмо и скажу. Путь твой службой тяжкой ляжет на плечи твои. Дороженька твоя приведёт тебя туда неведомо куда, да и сыщешь ты то неведомо чего, впереди у тебя одна дорога, да семи перекрестков опора. А на тех перекрёстках семи, семь дорог столбовых, да за каждой дорогой столбовой стоит гора, а за той горою лес, а за лесом гора, а за тою горою лес, а за тем леском вновь гора, кажа гору ту перейдёшь, то и окажешься ты в тридесятом государстве, что за тридевять земель, в заповедный лес войдёшь, в том лесу стоит дерево. Древо не простое, а мать всем деревьям. Вот с того древа сорвать тебе плод предстоит. Но не своевольно и без спросу, а токмо так чтобы по добру по дружбе оно к тебе пришло. Им то ты и родителей на ноги поставишь, и сестру злодейку на суд людской припечатаешь. Но древо то может и там быть где и встретить его не может ни один человек. Видится мне, что встреча это будет, а вот где, да в месте ли человеческом, совсем в огне не могу разглядеть. – Взглянув в огонь придорожный ещё раз скоморох улыбнулся чему-то да и продолжил – А теперь мил человек спать ложись, да богам помолись, чтобы лёгкой была дорога, да спорым путь был, что твоё яичко гладкое, да без трещинки.