Сказки на опушке

Как приятно бегать по берегу реки Серебрянки! Солнышко светит, волны теплые, травинки бархатистые…

Сняла маленькая Юленька свои ботиночки, носочки со смешными вышитыми рожицами и шлёп-шлёп по воде босиком. Совсем не заметила она, как один носочек выпал из рук в воду и поплыл. Искала его потом Юленька, да не нашла.

А носочек все плыл и плыл дальше по речке. Набивались в него, как рыбы в невод, песчинки разные, семена цветов и трав, ил и глина. Когда же носочек растолстел, наконец, пузырем этаким стал, повернула его река на излучине, завязала узлом и выбросила на берег.

Пригрело тот носочек-мешочек солнышко, разулыбалась веселая рожица, вышитая на нем. А на макушке земляного колобка травка-волосики проросли, корешки как ножки-ручки появились. Чихнул колобок, привстал на тоненьких ножках и – открыл глаза.

– Здравствуй, новый мир! – сказал он радостно и побежал к лесу строить себе домик.

Домик получился милый, и зажил в нем земляной колобок счастливо. Лесные жители сразу же обратили на него внимание. А смешливые белки углядели в нем сходство с сосновой шишкой, за то и прозвали Шишком.

Однажды утром проснулся Шишок раньше обычного и забеспокоился:

– Что-то захолодало…

Лето прошло, осень тоже заканчивалась. Вот уже иней улегся на веточки деревьев. И решил Шишок поискать себе место для зимовки. Он долго бродил по лесу, пока не оказался на широкой просеке, усыпанной гравием. По той просеке тянулась, уходя к горизонту, железная дорога. Пошел Шишок вдоль неё и к станции вышел. А там забрался незаметно в вагон электрички.

– Электропоезд следует до Москвы! – услышал Шишок голос машиниста.

Кто же про Москву не слыхал! Шишок обрадовался, что едет в большой и тёплый город.

Поездка была недолгой. Правда, в Москве Шишок полез в метро и там заблудился. Однако быстро выбрался по эскалатору вверх и оказался на чудесной людной улице с красивыми старинными фонарями. Эта улица называлась Арбат.

Шишок осторожно пробирался вдоль стен диковинных зданий, и его, малыша, никто не замечал. Лишь одна немигающая дама, портрет которой рисовал художник, взвизгнула, указывая на него пальцем:

– Смотрите, крыса!

Шишок фыркнул от смеха и со всех ног бросился к приоткрытой дверце маленького торгового киоска. Пролез в щель и устроился под витриной, рядом с обогревателем. Пригрелся и, уставший с дороги, заснул.

– Это ещё кто такой?!

Шишок хотел бежать, но было поздно. Его цепко держал в руках продавец киоска, парень с длинными волосами, собранными в хвостик. Звали парня почему-то Вован. Шишок зажмурил глаза.

– Хм, – хмыкнул Вован, – игрушка какая-то.

Торговец заботился больше о деньгах, чем о разных сюрпризах. Недолго думая, он повесил на Шишка бирку с ценой, посадил его в красивую коробку, на нос-кнопочку проволочные очки нацепил. Такого, глядишь, и купят.

И правда, первый же покупатель – бородач в очках – купил Шишка-игрушку, и, засунув коробку за пазуху, побежал к машине. Бородача звали Игорь, от него пахло красками, как и положено настоящему художнику. А в машине его ждала дочка Юля, которая мечтала о необычном подарке от папы на день рождения.

Мама Юленьки тоже оказалась художницей. Она полила Шишка тёплой водой и поставила на широкий подоконник. Хорошо жилось Шишку у художников. Вот он и расцвёл. Глаз радовал своей зелёной причёской в зимние вечера, когда за окном белым-бело и с неба тихо падает воздушное мороженое…

А когда пришла весна, Шишок загрустил по своему лесу. Даже травка у него на макушке желтеть стала от тоски-печали. И однажды ночью, когда все спали, Шишок тихонько пробрался по комнатам, шепнул хозяевам на ухо «спасибо», поцеловал в щёчку Юленьку и – убежал. Юркнул в метро.

Знакомый запах трёх вокзалов, и вот уже Шишок мчится на электричке в родное Подмосковье. Вышел на станции Пушкино и направился к Куровскому болоту.

– На болоте, – рассуждал Шишок по дороге, – жить будет неплохо. Ягоды много, влажновато, безлюдно. А коль заметят и поймать захотят – есть где спрятаться, да и кочкой болотной притвориться можно.

Весело шагает Шишок по деревенской тропинке, проходит мимо ладного бревенчатого домика, а возле дома-то сидит дед на завалинке, курит, по сторонам посматривает. Сразу заприметил он Шишка – взгляд, видать, охотничий, острый. Машет ему так запросто рукой – поди, мол, сюда.