Для вас, красавицы сестрицы,
Что было, али небылицы,
Сказание минувших дней,
Творение души моей.
Преданье старины глубокой,
Такой загадочной, жестокой,
Про День и Ночь оставлю я,
Читайте милые друзья!
Ингвар бежал по лесной дороге. Ночь отступала, разрежая черноту. Огромные ели-великаны, такие тёмные и загадочные в ночи, проявлялись и обретали чёткие формы в рассветной дымке. Утренний туман легкой пеленой окутывал низ склона и сгущался у реки.
Вдруг, на поляне, в предрассветной дымке, он увидел то что искал, того к кому бежал.
Молодой мужчина лежал перед ним. В глаза бросился порез на лице. Тёмные, блестящие волосы, выбились из длинной косы и рассыпались. Рана на левом боку сочилась кровью, а хрип и бульканье говорили о пробитом легком. Как душа может жить в таком изувеченном теле? Это как старая одежда, которую невозможно залатать!
Скоро течение жизни по рекам этого тела совсем прекратится. Жизненная сила соберется в одной точке и вместе с душой выйдет с последним вздохом…
Тогда можно вобрать ее в себя, распределить по рекам собственного тела, смешать со своей жизненной силой и отдать ровно половину. Но хватит ли на двоих? Ингвар не знал. Если хватит, то они оба восстановятся. Если нет, оба умрут. Эту силу не посчитать в частях, не измерить.
Все знания в этой жизни Ингвар получил от учителя. И мудрый старец предупреждал, что забрать чужую судьбу с последним вздохом может мать у ребёнка, учитель у ученика или супруг у возлюбленной, чтобы разделить тяжесть и позволить жить дальше. Но нельзя это делать с посторонними. Судьбы переплетаются, и жизненная энергия, одна на двоих, уже не позволит быть чужими.
Кем для него был этот человек? Друг? Враг? Готов ли Ингвар разделить с ним судьбу? Стать родственной душой? Стать братом?
Солнце прорезало горизонт своими лучами, предваряя восход. Облака окрасились оттенком киновари. Птицы запели сладким многоголосьем, приветствуя утро.
– Ночь не увидит новый день, – пронеслось в голове Ингвара. Жизненная сила уже покинула руки и ноги раненого, начала собираться в теле, потом в груди, и вот последний вздох…
О том, как День встречает Ночь
Впервые они встретились шесть лет назад, когда обоим было шестнадцать. Учитель Ингвара, старец Всеволод взял ученика во владения Смоленского князя Станислава. Князь владел большим и богатым княжеством, находившимся на пути «Из Варяг в Греки». Им предстояло расследовать несколько необычных смертей людей и животных, наводивших панику на его обширное подворье.
Учитель славился как могущественный заклинатель и врачеватель на все четыре близлежащих княжества: Смоленское, Новгородское, Суздальское и Муромское, ибо жил со своими учениками в дремучем лесу на перекрестии этих земель.
Старец Всеволод умело врачевал травами, выправлял скованные недугами людские тела, знал, как справиться с любым призраком, и обладал большой физической силой, скрывавшейся в его худощавом теле. Учитель знал ответы на все вопросы. Знал судьбы людей по звездам и ладоням, причины явлений природы и событий. Он видел мир насквозь и передавал эти знания своим ученикам.
Княжий двор был большим. Три огромных терема, рубленные из толстых сосновых бревен, вырастали вверх на три этажа, и соединялись галереями и навесами. Башенки и шпили со сказочными флюгерами, были выкрашены зелёной краской, и сияли на солнце. А ряды маленьких окошек, с переплётами и яркими наличниками, и огромное центральное резное крыльцо, очень искусной работы, поражали взор. Множество челяди сновало туда-сюда, превращая этот роскошный, вымощенный дощатым настилом двор, в огромный муравейник, где каждый что-то тащит, ест, спешит или разговаривает.
Красивые, вороные кони, со стройными ногами, пушистыми гривами и хвостами, важно цокали копытами, а деревянные доски отзывались звонким эхом, сообщая о приближении двух наездников. Бесконечный улей людских криков и голосов вмиг стих, и множество пар любопытных глаз уставились на вновь прибывших.
А посмотреть было на что. Впереди ехал старик с волосами цвета священного пепла, заплетёнными в длинную, до поясницы косу. Седые усы и борода, тонкий нос и острые старческие скулы, придавали ему выражение полной отстраненности от этого суетного мира. Лишь глаза, голубые, и по-детски игривые, улыбались и горели весёлым огоньком, как у мальчишки, придумавшего новую проказу. Ровная спина и кафтан из тончайшего белёного льна, дорогие светлые сапоги сафьяновой кожи, всё выдавало в нём волхва и заклинателя, познавшего великие тайны бытия. А голубая повязка на лбу, очелье, с загадочными письменами и крупным лазоревым яхонтом, да такой же пояс, вытканный очень искусным мастером, придавали величия и загадочности.